— Я к Луйзе пришел! — выпалил Ян. — Забери свою псину, по какому такому праву она честного мужика хватает?
— Это ты-то честный мужик? — отозвался Инц. — Небось, опять выискиваешь, где бы мылом полакомиться! Хочешь, вынесу тебе старый парик барона, он мягкий, совсем как булка, может, придется тебе по вкусу?
Батрак Ян не знал, что такое парик, и поэтому осторожно отвечал, что, если Инц шутит, он, конечно, парика не хочет, но если парик и вправду вроде булки, то он отведал бы.
— Я никогда не шучу! — заверил его Инц и действительно принес парик. — Он малость лохматый, но ты не обращай внимания. Ешь себе на здоровье. Просто он залежался немного, но на вкус вполне ничего. Ничуть не хуже булки, ничуть!
Батрак понюхал “булку”, прикусил с одного боку и пожевал немного.
— Бог ты мой, да он съест его! — воскликнул кто-то в дверях кухни. Это была горничная Луйзе, которая тайком наблюдала за происходящим. — Да он же дурак набитый! Ты ему коровью лепеху предложи, так он тут же за ложку схватится!
Услыхав голос предмета своего обожания, Ян выронил парик и попытался улыбнуться девушке, но получилась только дурацкая ухмылка, совершенно перекосившая его разбитую физиономию. Луйзе неодобрительно поглядела на него.
— Тебе чего? — спросила она. — Ко мне пришел, говоришь? Зачем? Не кривляйся, отвечай!
Ян не знал, что ответить, и продолжал стоять, пытаясь растянуть рот в улыбке, отчего стал страшилище страшилищем.
— Да нет, он же и впрямь дурак набитый! — сказала Луйзе. — Мне даже смотреть на него не по себе. Стоит дубиной стоеросовой и рожи корчит. Ступай домой, олух! Инц, скажи ему!
— Собака скажет! — отозвался камердинер. Пес обрадовался, что ему дали волю, и отважно набросился на Яна. Тот с воплями пустился наутек.
* * *
Любовными делами были заняты и в других местах. К Рейну Коростелю заявился посмотреть на его дочку Эндель Яблочко.
Эндель Яблочко был плотный молодой мужик среднего роста. Он имел собственный хутор и жил с матерью, отца его уже много лет тому назад свел в могилу леший. Эндель был один из немногих в деревне, у кого не было собственного домовика, Энделю так и не удалось обзавестись им. Как-то раз он даже соорудил домовика, но когда Старый Нечистый на перекрестке дорог потребовал у него три капли крови, Эндель огрызнулся в ответ: “Пошел в жопу, скотина!” и с кулаками набросился на черта. Так что с домовиком ничего не получилось, душу в него так и не удалось вдохнуть. Поэтому Энделю приходилось самому исхитряться, как поживиться чужим добром, но и тут ему редко везло, поскольку Эндель лез в драку с другими несунами, учиняя в амбаре или кладовой жуткий гвалт, и если на шум являлся хозяин, то бросался с кулаками и на него. Свою страсть к дракам Эндель объяснял тем, что временами у него просто темнеет перед глазами и неудержимо хочется кому-нибудь врезать. Особенно раздражали его дворовые люди, на них он всегда набрасывался, мог прямо на дороге подойти и прибить. “Мудаки”, — говорил он про дворовых. Вот эта-то неприязнь и привлекла к нему Рейна Коростеля и навела на мысль, что лучшего жениха для дочки ему, пожалуй, не найти.
Эндель выслушал рассуждения Рейна, харкнул на пол и согласился: “Делов-то! Сладим!” Эндель вообще никогда долгих разговоров не вел, он терпеть не мог рассусоливать. Если ему казалось, что разговор затягивается, он готов был пустить в ход кулаки.
И вот теперь он явился посмотреть на Лийну. Рейн предложил гостю выпить — как-никак с морозу, пусть согреется и отойдет. Эндель выпил и сказал:
— Хорошо прошла! Налей-ка еще.
Он опрокинул и вторую стопку. Рейн спросил:
— Ну, и как у вас там жизнь?
— Дерьмовая, — отвечал Эндель. — За спехом не угнаться. Посрать некогда. — Он взял со стола салачину, свернул ее, сунул в рот и добавил: — Видел по пути сюда амбарщика. Этого мужика, черт побери, надо бы за яйца взять!
Рейн засмеялся одобрительно, но Лийна, которая сидела по другую сторону стола, пожала плечами и спросила:
— А зачем? Зачем тебе его яйца?
— Чего? — не понял Эндель. — А, яйца! Да мудак он!
— И чем же он тебе не потрафил?
— Мне? Да он мне…
— Так чего тебе от него надо?
