— Ах ты ж бычара, блядь! — крикнул Извозюк и ринулся в атаку, громоздкий как надвигающийся паровоз. Мне было нечем встретить его, ведь я по-прежнему стоял на коленях, не имея сил подняться на ноги. Первый удар мне еще удалось кое-как парировать, следующий поверг меня на пол. Я упал, осознавая четко, больше мне не встать. В дверь ворвались дежурившие в коридоре матросы, их привлек шум борьбы. Втроем они принялись лупить меня ногами, по чем попало. Чей-то тяжелый башмак попал мне в ухо, отправив в глубочайший нокаут. Это была анестезия, почти эвтаназия, прервавшая экзекуцию…
* * *
Не знаю также, сколько времени я провалялся в отключке. Пару часов или пару дней? Мне бы следовало спросить об этом у Триглистера, но я не додумался сделать это, пока мы были вместе. Именно Меер Аронович стал первым, кого увидели мои глаза, когда я, наконец-то, сподобился разлепить веки. Это, кстати, был довольно мучительный процесс.
— Меер Аронович? — прошептал я через силу. Губы так опухли, что едва шевелились. Кроме того, я недосчитался нескольких зубов, нащупал кровоточащие лунки от них языком, товарищ Ас-Саффах, на удивление, не вырвал мне его…
— Товарищ Триглистер? — снова позвал я в темноту, обращаясь к неясному человеческому силуэту. — Это вы? — Обзор был, кстати, так себе. В помещении стоял полумрак, а глаза, стараниями дубасивших меня моряков, превратились в узкие щелочки, жалкое подобие смотровых прорезей боевой рубки эсминца. — Меер Аронович, вы чего молчите?!! — мелькнула паническая мысль, вдруг Ас-Саффах, оставив меня на десерт, исполнил угрозу в отношении моего соседа по камере, и Триглистер распрощался с языком?!
— Чего вы огете, как недогезанный, Офсет?! Мало вам всыпали?! Добавки пгосите?! Здесь это запгосто, если до вас еще не дошло!!
И вот тут, каюсь, со мной случился нервный срыв. Я засмеялся, сначала негромко, затем все смелее и громче. Я просто покатывался со смеху, а слезы текли из глаз, размывая запекшуюся на щеках кровь. Это была натуральная истерика, обуздать ее оказалось выше моих сил. Благо, чудовищная боль в грудной клетке помогла мне опомниться. В конце концов, смех сменился протяжным стоном.
— Так вам и надо! — проговорил Триглистер назидательно. — Чему вы гадуетесь, одного не пойму!
— Простите меня, Меер Аронович, — сказал я, отдышавшись. — Только скажите, прошу вас, не отмалчивайтесь, это и есть то самое Светлое Будущее, за которое вы все так страстно боретесь?!
Экс-комиссар негодующе засопел.
— Классовая богьба сугова, — назидательно изрек он через минуту. — Как говогят, искусство тгебует жегтв. Геволюция — тоже искусство, величайшее из искусств, пгедставьте себе, Офсет.
— Ага, заплечных дел мастерство…
— Не замочив ног, геку в бгод не пегейдешь, — откликнулся из угла Триглистер. — Жегтвы — неизбежны. Пгичем, чем возвышеннее цель, тем больше, газумеется, жегтв…
— А вас не смущает, что на этот раз жертвой стали вы? — я почувствовал, что снова готов расхохотаться. Резко вздохнул, охнул, черт знает, что эти скоты сотворили с моими ребрами…
— Ага, дохихикались, господин пегесмешник? Да пгекгатите же вгащаться уггем! Сейчас повязки слетят! Хотите кговью истечь?! Легко не отделаетесь, не надейтесь!
Ощупав себя, я обнаружил обрывки гимнастерки, пущенной каким-то филантропом на бинты, вполне профессионально наложенные мне на раны. Пропитавшая кровью ткань успела подсохнуть и держалась, как на клею, но, стоило мне пошевелиться, и повязка снова намокла. Мне не пришлось гадать, чтобы понять, кто не пожалел для меня своей гимнастерки…
— Вы меня перевязали, Меер Аронович?
— Нет, коголева Виктогия явилась сюда из Гая в обгазе девы Магии!
— Спасибо…
— Не стоит благодарностей, — буркнул Триглистер. Без очков, с разбитым лицом, он выглядел так безоружно, что у меня защемило в груди. Мы немного помолчали.
— Скажите, Меер Аронович, тот человек, которого здесь убили — это ведь был капитан Рвоцкий?
Триглистер покосился на меня с большим недоверием.
— Не увеген, что мне следует вам отвечать.
— Это еще почему?! — не понял я. — Шпырева боитесь?
— Дело не в Педегсе…
