– Если считаешь, что так надо, езжай.
Он кивнул.
– Ну, спокойной ночи.
Пожалуйста, Бэннер, не смотри на меня так. Я хочу обнять тебя, но не могу.
– Спокойной ночи.
Джейк, почему ты наказываешь меня за грех, который совершили мы оба? Не презирай меня.
– Запри дверь покрепче, слышишь?
Я помню, какой чудной ты была, и я снова хочу тебя. Но не могу, не могу…
– Ладно. Спокойной ночи.
Той ночью ты был таким чудным, таким нежным и ласковым. Почему теперь ты ко мне так жесток?
Бэннер в одиночестве вошла в темный дом и закрыла за собой дверь. Джейк не заводил повозку в конюшню, пока не увидел в окне ее спальни свет лампы.
– О господи!
Три полена дров скатились с рук Бэннер и шлепнулись на землю. Она поднесла руку к губам, чтобы сдержать вскрик. Сердце екнуло.
– Что ты здесь делаешь?
Появившийся из тени на веранде Грейди Шелдон нерешительно шагнул к ней.
– Как поживаешь, Бэннер? – робко спросил он.
Испуг прошел, но появление Грейди не могло не настораживать. Джейк с ковбоями работали далеко от дома, расчищали пастбище от дубовых пней и кустарника. Бэннер осталась в доме одна и только что вышла за дровами, сложенными штабелем у дальней стены конюшни. Она бы испугалась любого мужчины, не только Грейди.
На смену испугу пришла злость от его наглости. Бэннер нагнулась, чтобы собрать поленья, а когда выпрямилась, ее глаза прошили его насквозь ненавидящим взглядом.
– Я тебе расскажу, как я поживаю, Грейди. Удивляюсь только, как у тебя хватило нахальства появиться передо мной. Если ты через десять секунд не исчезнешь, я тебя пристрелю.
Она гордо прошествовала мимо него к парадной двери. Но он схватил ее за руку, заставив остановиться.
– Бэннер, пожалуйста. Мне нужно с тобой поговорить.
– А мне с тобой говорить совсем незачем. Пусти-ка лучше и убирайся. И никогда больше не приходи.
– Ты слышала о моей… моей жене?
Бэннер сбросила дрова на веранду и повернулась к Грейди. О пожаре, в котором погибли Ванда и Догги Бернс, много говорили в городе на следующий день после праздника. Джейк рассказал ей о нем, когда вернулся из поездки в Ларсен. Это было две недели назад.
– Мне было очень жаль, когда я узнала о ней. Она погибла трагически, но ко мне это не имеет никакого отношения.
– Имеет, Бэннер! – с жаром воскликнул Грейди. – Я хочу с тобой поговорить, объясниться. Но никак не подворачивался случай. Это несправедливо, правда?
– То, что ты сделал, тоже несправедливо. А теперь извини. Мне пора готовить ужин. – Бэннер вошла в дверь и обернулась, чтобы ее закрыть. Но прежде сказала: – Я не хочу тебя видеть. Больше не приходи.
Грейди привязал лошадь с другой стороны кораля. Поэтому-то Бэннер, проходя через двор, не заметила ее. Теперь же из окна гостиной она видела, как он отъехал и скрылся из виду. По телу пробежала дрожь. Вытерев мокрые руки о штанины, она пошла в кухню готовить ужин.
Бэннер решила не рассказывать Джейку о визите Грейди. Это его только разозлит. После барбекю они держались друг с другом вежливо, но скованно. Она не сдержала свой обет оставлять Джейку поднос с едой на веранде, но каждый вечер, едва закончив ужин, он ехал в город. Ей не хотелось думать о том, куда он направлялся. В салун? К Доре Ли? Но она не засыпала до его возвращения.
По крайней мере, между ними воцарилось мирное сосуществование. Появление Грейди не стоило того, чтобы распалять гнев Джейка. Почему-то она была уверена, что у Грейди не хватит пороху вернуться.
Но он вернулся. И уже на следующий день. Примерно в то же самое время. Позже Бэннер спрашивала себя: может быть, он нарочно рассчитал свои визиты так, чтобы застать ее одну, потому что знал, что мужчины в это время работают далеко от дома? На этот раз он постучал в заднюю дверь. Она открыла. В руках он держал букет цветов.
Она взглянула на цветы, но не протянула за ними руку.
– Я тебе велела больше не приходить.
– Можно войти?
– Нельзя. Уходи, Грейди. По-моему, я ясно сказала…
– Пожалуйста, Бэннер. Прошу тебя.
Она внимательно вгляделась в него. Он изменился. Его лицо уже не было по-мальчишески смазливым, безмятежно ясным, открытым и честным. В уголках рта и в глазах сквозила усталость, которой она раньше не замечала. Он осунулся. Перемены были еле уловимыми, но несомненными.
