После той ужасной отповеди они с Джейком не разговаривали. Конечно, само слово, брошенное в лицо Бэннер, было ей незнакомо, но по смыслу фразы и по возбужденному блеску в глазах Джейка она могла догадаться, какое оно непроизносимо грязное.
Закончив одеваться, Бэннер вышла на веранду. Джейк сидел в повозке и курил сигару. Он едва взглянул на нее, но все-таки спустился на землю, чтобы ей помочь. Она с презрением отвергла протянутую руку и сама взобралась на сиденье. Он лишь пожал плечами, вернулся на свое место, взял поводья, и они молча поехали через реку.
Бэннер сидела как каменная и очень надеялась, что Джейк ощутит ее невыразимую ненависть, растекавшуюся по жилам с каждым ударом сердца.
Она снова поставила себя в дурацкое положение, но это в последний раз. Она больше не даст повода унижать себя. Дружбе между ними пришел конец. Она будет говорить с Джейком только о делах на ранчо и только тогда, когда это необходимо. Он больше не будет есть у нее на кухне. Она будет оставлять ему поднос на веранде. Будет кормить его как щенка, давая еду, но не разделяя с ним трапезу…
– Как поживаешь, друг? – Сердечное приветствие отца вернуло Бэннер к реальности. Росс дружески пожимал руку Джейку. – Вот там есть пиво, а в моем кабинете найдется что-нибудь покрепче.
– Я бы выпил что-нибудь покрепче, – ответил Джейк, сурово сжав губы.
Росс усмехнулся в усы.
– Я так и думал. Кроме того, мне надо с тобой кое о чем поговорить.
– Ох, – простонала Лидия. – Не надо сегодня о делах. Ты пропустишь весь вечер.
Росс протянул к жене руки, прижал к себе и звонко поцеловал в сердито сложенные губы.
– Хочешь пари? Я попозже устрою вечер для тебя и для меня.
– Не кричи так, пожалуйста, и выпусти меня. Люди смотрят, – запротестовала Лидия, но щеки ее порозовели, а глаза вспыхнули, как у мужа. Поцеловав Лидию еще раз, Росс отпустил ее и похлопал Джейка между лопаток.
– Пойдем, – позвал он и, обняв приятеля, не убирал руки, пока они шли через двор к дому.
– Одно слово, мужчины! – воскликнула Лидия, лицо которой все еще оставалось сердитым. Но когда она повернулась к дочери, на нем засияла улыбка. – Ты прекрасно выглядишь, дорогая.
– Спасибо, мама. – Слышать это было приятно. Джейк никогда не делал Бэннер комплиментов. Его безразличие злило ее сильнее, чем она могла допустить, и это само по себе раздражало. – Здесь так красиво. Ты, как всегда, похлопотала от души.
– У меня было много помощников. Ма и ребята.
«Ребятами» Лидия называла Ли и Мику.
– А где они? Я так по ним соскучилась, хоть и не понимаю почему.
Лидия улыбнулась и тронула безукоризненно уложенные волосы дочери. Бэннер высоко зачесала их, оставив тонкие вьющиеся пряди на щеках и шее. Темные кудри обвивала зеленая лента под цвет платья.
– Они тоже скучают, хоть и ни за что на свете не признаются.
– Конечно, им некого стало изводить.
– Здесь все твои подруги, – ласково сказала Лидия, понимая, как трудно Бэннер в первый раз встретиться с ними. – Вон они, собрались под пеканом.
– Пойду с ними поговорю. – Бэннер успокаивающе пожала руку матери.
– Желаю хорошо повеселиться.
Бэннер кивнула и пошла сквозь толпу, сияя улыбкой, раскланиваясь направо и налево, всем своим видом показывая, что происшествие с Грейди отнюдь не разбило ее сердца. Позор на нем, а не на ней. Пусть все это поймут. Она гордо держит голову.
– Джорджи, Би, Дови, привет, – окликнула она группу девушек, одетых в летние платья пастельных тонов. Когда Бэннер в ярком травянисто-зеленом наряде приблизилась к ним, они словно поблекли.
– Бэннер! – хором откликнулись девушки и сгрудились вокруг нее.
После короткого обмена любезностями начались сплетни об общих знакомых. Бэннер не виделась с подругами несколько недель и была не в курсе последних новостей. Когда ее спросили, правда ли, что она теперь живет на ранчо, она утвердительно кивнула и принялась описывать свою жизнь гораздо более красочно, чем было на самом деле.
Но девичий интерес к огораживанию, коралям и скрещиванию быстро угас, и разговор пошел о помолвках, свадьбах, чаепитиях, детях и фарфоровых сервизах. Болтовня скоро надоела Бэннер, и она спросила себя, неужели раньше и она была такой же пустой и близорукой.