Кейтин брел по дорожке вдоль реки, что огибала музейный сад. Речушка — та же тяжкая мгла, что делала полярный Ворпис океаном, — дымилась у берега. И утекала под арку в пылающей стене.
Капитан шагал чуть впереди — их тени на глянцевых камнях стали одной длины. Меж фонтанов приподнятый помост то и дело привносил очередную платформу с гостями, сотнями за раз. Однако те вмиг рассеивались по пестрым дорожкам, вившимся среди нализавшихся кварца каменюк. На бронзовом цилиндре в фокусе отражающих стекол в паре сотен ярдов перед музеем, оживляя мраморной безрукой красотой пунцовое утро, замерла Венера Милосская.
Линкей скосил розовые глаза и отвернулся от сияния. Идас подле него глядел назад и вперед, вверх и вниз.
Тййи, рука в руке Себастьяна, тащилась за ним, волосы развевались в темпе биения зверя на мерцающем плече.
И вот свет, думал Кейтин, когда они шли под аркой в линзоподобный холл, голубеет. Верно: нет луны, чья естественная атмосфера порождала бы столь драматическое преломление. И все-таки я скучаю по лунному одиночеству. Эта клевая конструкция из пластика, металла и камня была когда-то самым большим зданием, возведенным человеком. Как же далеко мы ушли от двадцать седьмого века. Сколько зданий в галактике сегодня больше этого — десяток? Два десятка? Ученым-бунтарям здесь явно не по себе: конфликт между овеществленной вот этак традицией и абсурдом ее устаревшей архитектуры. В гробнице человеческой истории и гнездится Циана Морган. Логично: белый канюк, нахохлившись, сидит на костях.
С потолка свешивался восьмиугольный экран для объявлений. Сейчас там разыгрывалась серийная свет-фантазия.
— Соедините, пожалуйста, с номером семьсот тридцать девять-Е-шесть, — попросил капитан фон Рэй девочку за инфостолом.
Та воздела руку, потыкала в кнопки подключенного к запястью комфончика.
— Конечно.
— Алло, Банни? — сказал Лорк.
— Лорк фон Рэй! — воскликнула девочка за столом не своим голосом. — Вы повидать Циану?
— Точно, Банни. Если она не занята, я бы с ней поговорил.
— Секунду, спрошу.
Банни, где бы Банни ни была в этом огромном улье, ушла из девочки, и та успела удивленно взметнуть брови.
— Вы пришли повидать Циану Морган? — сказала она своим голосом.
— Точно. — Лорк улыбнулся.
Тут Банни вернулась:
— Лорк, все отлично. Она встретится с вами в Юго-Западной, двенадцать. Там поменьше народу.
Лорк обернулся к команде:
— Не хотите побродить пока по музею? Я добуду желаемое через час.
— Ему обязательно носить это… — девочка хмуро глазела на Себастьяна, — существо с собой по музею? У нас нет удобств для животных. — На что Банни ответила: — Этот мужчина в твоей команде, Лорк, да? Кажется, оно прирученное. — Она всмотрелась в Себастьяна. — Шкодить не будет?
— Не будет, конечно, шкодить. — Себастьян погладил загнувшийся на плече коготь.
— Можете взять с собой, — сказала Банни через девочку. — Циана уже вышла на место встречи.
Лорк повернулся к Кейтину:
— Не хочешь со мной?
Кейтин постарался скрыть изумление.
— Конечно, капитан.
— Юго-Западная, двенадцать, — сказала девочка. — Вон тот лифт, уровнем выше. Это все?
— Да. — Лорк посмотрел на команду. — Увидимся.
Кейтин побрел за ним.
У спирального лифта громоздилась на мраморных блоках десятифутовая драконья голова. Кейтин уставился на ребристое нёбо каменного рта.
— Его пожертвовал музею мой отец, — сказал Лорк в лифте.
— А?
— Он с Новой Бразилии. — Они поднимались вокруг центрового столба; челюсть отпадала. — Ребенком я часто играл внутри его двоюродного брата.
Этаж запрудили уменьшающиеся туристы.
Их двоих приняла золотая крыша.
Затем они вышли из лифта.
Картины висели на разных расстояниях от срединного источника галерейного освещения. Многолинзовая лампа проецировала на всякую висячую раму точнейшее приближение (по консенсусу множества алкановских ученых) света, под которым картину некогда писали: искусственного или естественного, красного солнца, белого солнца, желтого или голубого.
Кейтин глядел на десяток бродящих по выставке людей.
— Она прибудет через минуту-другую, — сказал капитан. — Ей досюда очень далеко.
— А. — Кейтин прочел название выставки.
