— Неужели вы намерены познакомить меня с ними?
— Во всяком случае, хуже от этого не будет. Один из этих методов носит условное название «архив голографической информации». Знаете, что получится, если голографическую пластинку разрезать пополам?
— Две половинки трехмерного изображения?
— Два целых изображения, только слегка размытых, нечетких.
— Надо же! Ни за что бы не догадался.
— А если половину снова разрезать надвое, получаются еще менее четкие голограммы. Но пусть от оригинала останется квадратный сантиметр, на нем будет целое изображение. Неузнаваемое, но целое.
Я восхищенно поахал.
— В отличие от фотографии, каждая точка фотоэмульсии на голографической пластине содержит информацию всего снимка. «Архив голографической информации» — это аналогия. Иными словами, каждая крупица информации о вас, которой мы располагаем, — это сведения о всей вашей жизни, о воровской карьере, о взаимоотношениях с преступным миром. Специфические факты, касающиеся специфических проступков, наказуемых в судебном или административном порядке, регистрируются Регулярными службами, а мы собираем любые сведения, и рано или поздно у нас появляется возможность предполагать, а то и четко предугадывать время, место и состав будущего преступления.
— Очень любопытный параноидальный синдром, — заключил я. — Впервые сталкиваюсь с подобным. То есть впервые — в баре, беседуя с незнакомкой. В больницах я встречал чудиков и…
— В вашем прошлом, — перебила она, — я вижу коров и вертолеты. В вашем не столь отдаленном будущем — вертолеты и ястребов.
— О Добрая Ведьма Запада, с чего вы взяли…
И тут у меня похолодело в груди, ибо никому, кроме нас с Папашей Майклзом, не полагалось знать о той проделке. Я утаил правду от сотрудников Регулярных служб, которые вытащили меня, совсем очумевшего, из взбесившейся вертушки у самого края крыши «ПанАм». Еще в небе я увидел легавых на крыше, и тотчас кредитки исчезли в моем желудке. А все серийные номера на вертолете были давно спилены рукой куда более умелой, чем моя. В первый же вечер, когда я появился на ферме, славный мистер Майклз залил зенки и хвастливо поведал мне, тоже пьяному, как раздобыл в Нью-Гемпшире «паленую» вертушку…
— Зачем вы мне все это говорите? — выдавил я стандартную фразу, одну из тех, что подсказывает нам в подобных случаях тревога.
Она улыбнулась, но улыбка сразу истаяла под вуалью.
— Информация только тогда приносит пользу, когда ею делятся, — донесся до меня голос Мод с того места, где находилось ее лицо.
— Послушайте, я…
— Возможно, скоро вам встретятся большие деньги. Надеюсь, мой прогноз верен. Так вот: едва эти деньги попадут в ваши теплые лапки, за вами прилетит вертолет с отборными городскими полицейскими. Вот вам ваша доля информации…
Она шагнула назад, и кто-то сразу вклинился между нами.
— Эй, Мод!..
— …и распоряжайтесь ею, как сочтете нужным!
Бар был набит битком, и ломиться сквозь толпу означало приобретать врагов. Я потерял Мод и приобрел врагов: это пятеро грязных, патлатых типов. У троих на костлявых плечах вытатуированы драконы, у четвертого закрыт повязкой глаз, а пятый царапнул меня по щеке черными от смолы ногтями. Если вы потеряли нить повествования, поясняю: мы уже две минуты ведем свирепый бой без правил. Кричат женщины. Я нанес удар и увернулся от ответной плюхи, и в этот миг сменилась тональность гвалта. Кто-то пропел «Яшма!» в особой манере, и это на сей раз означало «Шухер!». Ну, ясно: тупицы, неумехи из Регулярных служб, которых я семь лет водил за нос, уже в пути.
Драка выплеснулась на улицу. Я протиснулся между двумя патлатыми, увлеченно тузившими друг дружку, и выбрался из толпы, отделавшись не бо́льшим количеством царапин, чем остается обычно после бритья. Потасовка распалась на отдельные очаги. Я подбежал к одному из них и обнаружил, что это вовсе не очаг, а кольцо людей вокруг человека, которому очень не повезло.
Кто-то заставил людей расступиться.
Кто-то перевернул лежащего на спину.
Я узнал коротышку, скорчившегося в луже крови. Мы познакомились два года назад. В тот раз он без особых хлопот сбыл вещи, которые мне не принадлежали.
