В шлюзе Римкин нащупывал застежки скафандра и думал: жарко. Снаружи жарко. Дважды он ронял скафандр на решетчатый пол. Вареная… Вареное что-то. Без скафандра землянин сварится в этой пустыне. Но ему-то что об этом беспокоиться? Римкин по-прежнему не знал, кто он на самом деле, но улицы с флагами, где изящные жители выгуливают переваливающихся на ходу животных с глазами цвета крови, ждали его в знойном городе, пыльном городе, где с высоких фасадов из марсита смотрят на сухие каналы резные головы.
Конечно, ему не нужен скафандр. Однако кнопка, открывающая наружный люк, внутри скафандра и не сработает, пока скафандр не загерметизирован. Он снова взял в руки скользкий белый материал. Застегнуть его было делом привычки, и привычка, похоже, работала: дверь скиммера открывалась. За лицевым щитком он почти видел великий город Большого хребта, раскинувшийся у подножия храма. Правда, слегка нерезко, расплывчато… Как отличить, что́ тут нанесенные временем песчаные холмы, а что — разумное творение удивительной культуры его народа, его планеты? Он провел рукой по стеклу шлема, но это не помогло.
Он пошел по залитой светом чужой улице.
И улица засасывала его ступни.
Он намеревался снять скафандр. Да. Потому что в этом прекрасном городе скафандр не нужен. Но не сейчас, а через несколько минут, а то все пока слишком расплывчато, слишком аморфно. И песок, который он смахнул рукой со щитка, все еще сыпался. А фигуры перед ним… нет, это не марсиане. Белые, раздутые, они возились среди обломков багрового камня, что-то делали со стройными колоннами, пронзающими марсианский полдень.
— Кто вы такие? — спросил он.
Двое обернулись:
— Римкин!..
— Я не знаю, кто вы, — сказал он.
— Слушай, как он здесь оказался?
— Я марсианин, — продолжал Римкин. — А вы… вы просто… просто картошка! — Он хотел засмеяться, но вместо этого странно всхлипнул, потому что сильно болела голова и он чувствовал вялость от лекарства, которым его напичкали утром.
— Надо отвести его на скиммер! Пойдем, Римки!
— Я сниму скафандр, — объявил он. — Поскольку я марсианин, а вы…
Но его уже окружили. И удерживали его руки, что было нетрудно, поскольку он ослабел из-за лекарства. И резные головы, их сверкающие глаза, расплывались за слезами.
— Римкин! Римкин! Где ты? Эвелин, Мак! Римкин где-то здесь!
— Нашелся, Джимми! Все в порядке! Мы ведем его на скиммер.
— Кто вы такие? Я вас не знаю!
— Ой, Римки, да что это с тобой?!
— Я марсианин. Я могу снять скафандр…
— Нет, приятель. Держи руки по швам.
— Вы все сошли с ума. Я марсианин, а вы говорите с кем-то другим, кого здесь нет!
— Римкин, иди с ними, пожалуйста. Ради меня, ради Джимми! Они хотят тебе помочь!
— Я вас не знаю. Зачем мне куда-то возвращаться? Здесь мой город. Мои здания, мой дом. Просто его не очень ясно видно. И мне от этого больно.
— Не поднимай руки. Пошли…
— Джимми, с тобой все в порядке? Он тебе ничего не сделал? Как он выбрался?
— Наверное, снотворное было недостаточно сильное. Он вышел неожиданно и запер меня в кабинете. Минуту назад я нашла запасные ключи Эвелин у нее в комнате и сразу побежала к пульту, чтобы связаться с вами. Что вы с ним собираетесь делать?
— Я буду жить на Марсе. Я могу снять скафандр. Я марсианин. Я марсианин…
— Он вроде не буйный. Его доставят обратно на Землю, накачают успокаивающим, и через полгодика он будет как новенький. Не удивлюсь, если станет известно, что такое бывало с ним и раньше. В свое время я две недели лежал в больнице — лечился от алкоголизма.
— Почему мне не дают снять скафандр? Я ведь марсианин…
— Римки, вспомни про ферментные реакции, из-за которых ты утром не хотел успокаивающего укола. Если расстегнуть скафандр, ты глазом не успеешь моргнуть, как все они пойдут не так. А ты изжаришься.
— Но которые? Как мне узнать, какие из них…
— Эвелин, я не могу ударить его по башке. Шлем расколется.
— Знаю, знаю, Мак. Мы отведем его обратно. Как все это ужасно! Что могло произвести такую перемену в замечательном… более чем замечательном уме, Лин?
— Не бейте меня по голове. Не надо… Я марсианин. И мне больно.
— Мы не сделаем тебе больно, Римки.
