Город Большого хребта
(Перевод В. Кучерявкина)
I
— Подумать только! — Смит с верхней ступеньки приставной лестницы.
— Что там? — Джонс снизу.
А Римкин в отчаянии думал: вареная картошка! Господи, вареная картошка! Если натыкать зубочисток в вареную картофелину, сверху приладить еще одну, сделать руки, ноги, голову — вроде снеговика, это будет выглядеть точно как люди в скафандрах на Марсе.
— Вогнутые! — крикнул Смит сверху. — Знаешь эти старые религиозные картинки в витринах магазинчиков, которые следили за тобой глазами? Так и тут, вырезаны обратным рельефом.
— Вовсе не обратным! — крикнул Мак; он стоял рядом с Римкином. — Мне отсюда видно.
— Да нет, не все лицо, — отозвался Смит. — Глаза только. Потому они и казались странными, когда мы шли сюда через пустыню.
Мак, думал Римкин. Мак. Мак. Что особенного в этом человеке, кроме странной фамилии?
— Отсюда они красивые, — сказала Ходжес. — Целый год мы ломали голову, просто это куски красного камня или их кто-то обрабатывал. И вот оно тут, на Большом хребте. Ответ. Посмотрите. Это означает разум. Культуру. Развитую культуру по меньшей мере уровня древнегреческой. Вы понимаете, что промежутки между храмовыми колоннами ведут к совершенно новому направлению антропологии?
— У нас нет никаких свидетельств, что это именно храм, — проворчал Мак.
— Целый новый комплекс исследований! — продолжала Ходжес. — Мы все — сэры Артуры Эвансы, раскапывающие великую лестницу Кносса. Шлиманы, нашедшие сокровища Атрея.[35]
Не знаю, где кто из них, думал Римкин. Их голоса доносятся из окаймленных резиной решеток в моем шлеме. Все эти картофельные фигуры на шероховатой ржавчине. Вон про ту я думаю, что это Ходжес; солнце сверкает на лицевом щитке. Вполне может быть, что за пластиком нечто столь же гротескно-уродливое, как эти куполообразные головы на архитраве…
— Эй, Римкин, ты же лингвист! Порыскай кругом, может, попадутся какие-нибудь надписи!
— А?.. — Говоря это, он не слышал смеха, но знал, что они улыбаются под своими луковичными шлемами.
Джонс сказал:
— Мы на Марсе, а Римки все еще на другой планете. Смит, там у тебя не видно каких-нибудь каракулей?
— Ничего похожего. Слушай, как странно вырезан этот глаз!
— Что с ним?
Тут Джимми — Римкин всегда мог ее узнать, потому что скафандр Джимми был на полторы головы ниже остальных, — вскарабкалась по грубому каменному фундаменту, пересекла его великолепными «марсианскими прыжками», взметая красновато-коричневую пыль, и, достигнув дальнего угла, обернулась:
— Смотрите-ка!
Ее голос он узнавал всегда, несмотря на помехи и искажения (короткие волны, искажения страшные).
— Тут одна упала!
— Покажи! — крикнул Римкин. Пускай думают, что ему тоже интересно.
В наушниках снова зазвучал ее мягкий голос:
— Ее с места не сдвинуть. Сам иди сюда, Римки.
Он уже карабкался к ней.
— Да-да, конечно. Иду.
И тут же услышал в наушниках, как кто-то подавляет смешок. Из-за отсутствия стерео было не понять, с какой стороны идет звук.
Действительно, одна из каменных фигур, расколотая на части, валялась в пыли.
Он подошел к Джимми. Макушка ее шлема не доставала ему до плеча.
— Так забавно, — сказала она, и даже радиопомехи не могли скрыть удивительность ее смеха. — Лицо как у настоящего марсианина.
— Что?
Она посмотрела на него снизу вверх — коричневое личико в белой раме. Мимика ее смеющихся черт не совпадала со звуком в его наушниках.
— Ну посмотри сам. — Она снова повернулась к упавшей статуе. — Огромный, высокий лоб, выпуклые глаза, подбородка почти нет. Ты бы не угадал? Такими были марсиане в фантастических фильмах тысяча девятьсот пятидесятых.
— Может быть… — начал он. Треть лица отвалилась. Трещина прошла через левый глаз. То, что осталось от рта, кривилось оттопыренными губами. — А может, это шутка. Может, военные из Беллоны поставили это, просто чтобы нас разыграть. С них станется. Ведь это же бред какой-то: мы пятеро едем на скиммере в обычный разведочный маршрут на плато Большого хребта и меньше чем в шестидесяти пяти милях от базы натыкаемся…
