— Да?
— Что ты тут делаешь?
Другие ангелы кучками стояли на отвале из траншеи. Я шагнул вперед:
— Что вы тут делаете? Ну что молчишь, я в третий раз спрашиваю.
Не так уж сложно быть канатоходцем на канате толщиной в шестнадцать футов.
Роджер сделал шаг. Я остановился.
— Вы не проложите здесь кабель, Блэки.
Выглядел он ужасно. С нашей последней встречи он успел подраться. По виду нельзя было сказать, победил он или проиграл.
— Роджер, возвращайся в Небесную обитель.
Плечи его обвисли. Он то и дело сглатывал слюну. На поясе позвякивали метательные лезвия.
— Думаешь, ты выиграл, Блэки.
— Роджер…
— Нет. Мы этого не позволим. Не позволим. — Он оглянулся на своих ангелов. — ВЕДЬ ПРАВИЛЬНО?!
Я вздрогнул от его рева.
Ангелы молчали. Он снова повернулся ко мне и прошептал:
— Мы не позволим…
Моя тень касалась его ступней. Тень Роджера лежала на ребристой оболочке позади него.
— Роджер, ты напрашиваешься на неприятности. Чего ты добиваешься?
— Хочу проверить тебя на вшивость.
— Вечером уже проверял.
— Это было до того, как… — он скосил глаза на ремень, и у меня засосало под ложечкой, — ушла Фидесса. Она от меня сбежала.
Растерянность прятала его черты.
— Знаю.
Я обернулся на выдвинутый над Ядозубом кабинет. В окне маячили четыре силуэта: два мужских и два женских.
— Она там?! — Растерянность сошла с его лица, и за ней полыхнула ярость. — Она пришла сюда… к тебе?!
— К нам. Твои мозги способны понять разницу?
— А кто там с ней? — Он сощурился на свет прожекторов. — Дэнни?
— Верно.
— Почему?
— Она сказала, он так и так от вас убежал.
— Да чего я тебя тут спрашиваю. Мне все ясно.
— Они нас слышат. Спроси у них, если хочешь.
Роджер оскалился и запрокинул голову…
— Дэнни! Зачем ты от меня убежал? Возвращайся к нам.
Молчание.
— Ты бросишь Обитель, и Питт, и все остальное?
Молчание.
— Фидесса!
Да… Роджер.
Голос ее, обычно такой сильный, теперь почти потонул в помехах.
— Дэнни что, правда хочет убежать к дьяволам?
Правда… Роджер.
— Дэнни!
Молчание.
— Я знаю, что ты слышишь меня! Фидесса, сделай так, чтоб он меня услышал! Дэнни, ты разве не помнишь…
Молчание.
— Дэнни, если хочешь вернуться со мной, выходи сейчас же! Я должен был тебя побить за то, что ты пытался сделать с девушкой. Вот и все. Когда ты украл у нас деньги, Сэм отделал тебя еще хуже. Но труба — это было слишком. А теперь архангел я. Выходи.
По мере того как тишина полнилась волнением Роджера, самой доброй моей мыслью была такая: как Дэнни не понимал жестокости Сэма, так сейчас не понимает щедрости Роджера.
— Фидесса!
Роджер?
— Ты вернешься со мной в Небесную обитель. — Это не было ни вопросом, ни восклицанием.
Нет, Роджер.
Роджер повернулся ко мне, и показалось, что череп у него переломан и кости свалены в мешок лица.
— И вы… завтра вы станете тянуть эти свои кабели?
— Да.
Роджер выбросил кулак, и мир вокруг разлетелся на куски.
— Давай, Мейбл!
Второй раз он ударил через огонь.
Мы оба искрились. Я споткнулся, потерял равновесие, но кое-как устоял на ногах.
Сквозь сияние я увидел, что ангелы пятятся. Разряд напугал всех, кроме Роджера.
Мы сцепились. Искры пробегали по его волосам, вспыхивали в глазах, на зубах; мы боролись в огне. Он пытался сбросить меня с кабеля.
— Я… тебя… раздавлю…
Мы расцепились.
Я отскочил в сторону и, развернувшись к нему, начал отступать. Хотя другие ангелы разбежались, Роджер уже понимал, что фейерверк — не более чем блеф.
Рука его метнулась к поясу.
— Я тебя остановлю…
Лезвие сверкнуло над его плечом, как пылающий крест.
— Роджер, даже если ты остановишь меня, ты не остановишь…
— Я тебя убью!
Лезвие завертелось над кабелем.
Я пригнулся, и оно просвистело мимо.
— Роджер, прекрати! Оставь в покое свои ножи!
Я снова пригнулся, но на этот раз лезвие задело мне руку. Под рукавом побежала кровь.
— Роджер! Тебя сожгут!
— Поторопись!
В воздухе завертелось третье лезвие.
Я прыгнул на край траншеи, упал, перевернулся на спину и увидел, как он пригнулся после броска от силы замаха. Лезвие вонзилось в землю там, где только что был мой живот.
Я сорвал с пояса свое. Швырнув его что есть силы (знал, что промажу, мне нужно было только, чтоб Роджер хоть на секунду помедлил), я заорал в ярости и досаде: