Однако самой страшной мобилизацией пассионарных рабов была, конечно, мобилизация ленинско-сталинская.
Вот тут появляется еще одна историческая фигура — Троцкий (Лев Давидович Бронштейн, 1879–1940).
Родился в Херсонской губернии в состоятельной семье, два родных языка — русский, украинский; переводил в молодости басни Крылова на украинский язык. Учился в реальном училище «на отлично» по всем предметам; художественно одарен (прежде всего, литературно); крайне подвижный ум, быстро схватывающий смыслы и их детали; прекрасная память, позволявшая в короткие сроки выучивать европейские языки. О его революционном пути легко прочитать в Интернете, но следует обратить внимание: популярность Троцкого в рабочей и крестьянской среде до 1925 года не уступала ленинской, в государственных учреждениях разных уровней обязательно висели портреты обоих вождей. Однако с 1923 г. в противовес ему формируется триумвират Зиновьев-Каменев-Сталин с ведущей ролью Зиновьева; Сталин в тройке изображает из себя аутсайдера, находясь на партийной должности Генерального секретаря, которая в те годы считалась только технической и заключалась в кадровой и организационной партийной работе. Зиновьев полагает себя прямым наследником Ленина и ненавидит Троцкого как конкурента, а Сталина не берет в серьезный расчет, полагая его тем, кем тот сам себя выставляет (добрый малый, внимательный ко всем и немного наивный). Зиновьев с 1903 г. находился рядом с Лениным, занимал второе место по голосам на всяких партконференциях и прочих партийных выборах, что сформировало в нем убеждение в своей совершенной неуязвимости, к тому же — он официальный руководитель Коминтерна, то есть лидер мирового коммунистического движения. Зиновьеву с Каменевым даже в голову не приходит, что Сталин — какая-то грузинская деревенщина — способен возглавить партийные массы, тем более что сохранилась еще большая группа большевиков «первой волны», среди которых у Сталина нет никакого авторитета. В сходной психологической с Зиновьевым позиции до 1925-го года находился и Троцкий, имевший огромный авторитет, в том числе в Армии — от верхнего командирского уровня до рядового состава. Сталин, оттирая Троцкого руками Зиновьева-Каменева, крайне любезен с ним, расправу он откладывает на «после того», как обнулит этих двух, что произойдет очень скоро — на XIV съезде партии в конце декабря 1925 года.
По происхождению сам из пассионарных рабов, Сталин прекрасно понимал их психологию. Выдвинутые им на местах секретари парторганизаций (подавляющая часть делегатов съезда), ставшие «привилегированными» и получившие от него большую материальную халяву и счастье распоряжаться судьбами и жизнями многих людей, будут служить верой и любой неправдой ему-хозяину; плевать они хотели на любую политику партии, вернее — примут всякую, на которую он им укажет.
А дальше, читайте стенограммы съезда — оркестр гопоты, увидев взмах палочки, заиграл сам — омерзительно, стараясь «кто громче».
И в это самое время в Ленинграде погибает несколько дней назад приехавший туда Сергей Есенин.
Многие признаки, противоречащие самоубийству, легко найти-прочитать, поэтому дальше только о версиях с некоторыми нашими к ним комментариями.
Сталинистская версия.
Есенин — антисемит, много раз доказавший это своими оскорбительными в адрес евреев высказываниями. Убийство — дело рук обозленных на него евреев Троцкого, Зиновьева, Каменева.
Комментарий:
Сразу трех? Находящихся, к тому же, в лютой междоусобной войне?
В тот самый момент, когда на них шла, без преувеличения страшная, атака на XIV съезде, и сама она не была неожиданностью уже за два-три месяца до съезда?
Спросим с известной интонацией: И сильно им нужен был этот Есенин?
Приводится еще один, совершенно нелепый, слух (запущен Лубянкой еще до убийства). У Есенина якобы каким-то непонятным образом оказалась приветственная телеграмма Каменева то ли Временному правительству, то ли Великому князю Михаилу в связи с его однодневным (после Николая II) помещением на престол. Чушь собачья, особенно на фоне действительно серьезного проступка Зиновьева и Каменева, опубликовавших в 17-ом году в меньшевистской газете замысел большевиков, готовящих октябрьское вооруженного восстания. Однако сошло — скоро простили. И вдруг какая-то придурошная телеграмма, которую, к тому же, никто никогда не видел.
