– Я не хочу, – пробормотала Настя. Это касалось не предложения проявить вежливость, это касалось фразы Смайли насчет того, что «мы дома». Настя пока не чувствовала себя этим мы и не представляла, что Лионея может когда-нибудь стать ее домом. Она не хотела такого дома, но – маленькая проблема – другого дома у нее сейчас не было.
Тем не менее она проявила вежливость, в той степени в какой это было возможно, а возможно было лишь изобразить робкую улыбку, в то время как Настины руки неосознанно сплелись на груди в защитном жесте. Но и эта малость оказалась излишней, потому что стоявшая неподалеку от трапа Амбер Андерсон не ожидала от нее никакой вежливости и, соответственно, ничего не предлагала взамен. Насте достался прохладный скользящий взгляд и сдержанное движение подбородком, после чего Амбер шагнула навстречу Смайли и спросила по-английски:
– Роберт, ты привез письмо?
– Да, – сказал Смайли и сделал жест в сторону Насти, пытаясь провести что-то вроде официального знакомства, но Амбер выказала полное отсутствие интереса к этой процедуре. Она положила руку на плечо Смайли и стала что-то негромко говорить ему, отчего устремленное кверху лицо Смайли становилось все более хмурым. Настя даже не пыталась вмешаться в их разговор или напомнить о себе, она просто стояла и ждала, чем все это кончится.
Кончилось тем, что Амбер и Смайли, не переставая разговаривать и шаг за шагом удаляясь от Насти, вплотную подошли к черному микроавтобусу, и там, когда уже отъехала дверца и Амбер поставила ногу на подножку, Смайли наконец спохватился и показал в сторону Насти. Она не слышала, что именно сказал Смайли, зато ответ Амбер был достаточно громким и ясным:
– Зачем ты привез ее с собой?
Настя резко отвернулась от них, испытывая сильное желание подняться в самолет, забиться в конец салона и ждать, пока ее не увезут отсюда. Но на пути между нею и трапом оказался Армандо, и Настя едва не врезалась носом ему в подбородок.
– Извини, – пробормотала она и услышала за своей спиной звук работающего двигателя. Микроавтобус тронулся с места.
– Отлично, – сказала сама себе Настя. – Просто замечательно. И в самом деле, зачем он привез меня с собой? Чтобы королевской семье было кого ненавидеть, кого обвинять в исчезновении наследника?
Армандо вместо ответа показал на ожидающую их машину.
– И все-таки, – Настя посмотрела на него в упор. – Какого черта я тут делаю, а? Мне тут совсем не рады, я уже поняла. Эта Амбер…
– Очень расстроена, – произнес Армандо. – Потом ты увидишь, что она не такая уж и плохая женщина…
– Надеюсь дожить до этого дня.
Настя двинулась было к машине, как вдруг позади раздалось недовольное:
– Это куда же вы меня привезли?!
Настя обернулась. По трапу спускался Иннокентий, точнее одна из стюардесс помогала ему сохранять равновесие при спуске, а сам Иннокентий озадаченно оглядывался по сторонам и безостановочно брюзжал. Настя непонятно почему улыбнулась. Иннокентия было сложно назвать другом, его сложно было назвать человеком, но почему-то здесь и сейчас Настя восприняла его появление как приятную неожиданность.
– Ты разве был в самолете? – спросила она. – Я тебя там не видела…
Иннокентий изуродованной кистью убрал с лица растрепанные седые волосы и подмигнул Насте:
– Можешь считать, что я летел за самолетом. Знаешь, когда-то… – По мере того как губы Иннокентия произносили эти слова, взгляд его становился все более озабоченным. – Когда-то… – повторил он уже безо всякой иронии, скорее растерянно. – И все-таки, куда же это меня привезли? – спросил Иннокентий не Настю, а самого себя, потом обнаружил рядом миловидную стюардессу и так широко ей заулыбался, как будто все опасения и вопросы нашли немедленное и счастливое разрешение. Иннокентий был пьян примерно в той же степени, что и во время памятной встречи в «Трех сестрах».
– Это Лионея, – сообщила ему Настя, но Иннокентий пропустил сообщение мимо ушей, ведя разговор то ли с самим собой, то ли со стюардессой:
– Одно могу тебе сказать, Тотошка, мы с тобой явно не в Канзасе, и слава богу, потому что…
Внезапно Иннокентий пропал, то есть не совсем пропал, а превратился в грохочущую лавину, которая пронеслась остаток пути по трапу за долю секунды и трансформировалась затем в неподвижное тело на летном поле. Настя непроизвольно хихикнула, а затем сделала серьезное лицо. Лицо же стюардессы было не просто серьезным, оно было белым от ужаса, из чего можно было сделать вывод: девушке не объяснили, что такое Иннокентий и почему волноваться о его здоровье – занятие совершенно бесполезное. Пережив первоначальный шок, стюардесса завопила на трех языках одновременно. Армандо посоветовал ей не волноваться, стюардесса посмотрела на него как на сумасшедшего, но секунду спустя она с еще более ошарашенным видом смотрела на Иннокентия, который с недовольным кряхтением поднимался на ноги. Самое забавное, что от падения у Иннокентия, видимо, прояснилось в голове, потому что он не стал продолжать свой диалог с воображаемым Тотошкой, а спросил у Насти:
