— Я — парижанка, — Виола произнесла это с усилием, опасаясь дальнейших расспросов о своем происхождении.
— Будьте поконкретнее, мадемуазель. Кто ваши родители?
Виола почувствовала, что ей становится душно в маленькой конторе.
— Боюсь, что я не могу об этом точно сказать.
— Вы склонны больше рассказывать о дамах из Сент-Дени, чем о собственной семье?
— Моя мать умерла, когда мне было три года. Мадемуазель Аделаида Дельфор из квартала Сент-Дени взяла меня на воспитание.
— Значит, вы родственница мадемуазель Дельфор? Может ли она дать вам рекомендацию?
— Мадемуазель Аделаида умерла год тому назад, — Виола чувствовала, что ее голос дрожит от волнения.
— Но вы — родственница семьи Дельфор? Вас удочерили?
— Нет… Меня просто взяли в дом.
Женщина теряла терпение.
— Я не могу считать все это внушающим доверие, мадемуазель Фламель. Может быть, вам лучше поискать такую работу, которая не требует рекомендаций? Вы не думали о работе на фабрике?
Виола стиснула руки в кружевных перчатках.
— Я бы предпочла что-либо более приличное, мадемуазель Каро.
— Это уж слишком, — вспыхнула женщина. — Вы думаете, что ваше воспитание ставит вас выше подобной работы?
— Я хочу заняться перепиской бумаг, — Виола постаралась произнести это твердым голосом.
— В таком случае вы должны представить мне убедительную рекомендацию о вашей благонадежности.
— Я понимаю.
— Кстати, а ваш отец?
Виола сидела молча, теряя последнюю надежду.
— Я правильно поняла, что Фламель — фамилия вашей матери?
— Не знаю… — голос девушки упал до шепота.
— Она не была замужем?
Виола молча кивнула головой. Мадемуазель Каро еще сильнее нахмурилась.
— Каков ваш теперешний адрес?
— Я живу в доме мадам Тибо, на улице Вожинас.
— Вожинас! — мадемуазель Каро захлопнула тетрадь и отложила перо. — Очень странно, мадемуазель Фламель, что вы, девушка, воспитанная в Сент-Дени, выбрали для себя восточный район Парижа с его ужасными жителями. Это все очень подозрительно. Но я не стану вам отказывать прямо сейчас. Когда вы вернетесь с рекомендацией, мы посмотрим, что можно сделать. Удобен ли вам для встречи следующий понедельник?
— Я надеюсь, что принесу письма еще раньше, — кивнула головой Виола.
— Чем скорее, тем лучше. Но имейте в виду — я лишь к понедельнику смогу выяснить, что лучше подойдет в этих странных обстоятельствах. Дверь закройте за собой тихо, пожалуйста. У меня ужасная головная боль.
У Виолы тоже разболелась голова. Она покинула агентство в мрачном настроении. Придется все же, наверно, рассказать правду дамам из Сент-Дени. Но если в рекомендацию придется включать строчку о том, что Виола не способна на убийство, то это вызовет разговор о кровожадных слугах, и тогда дамы начнут рассказывать друг другу ужасные истории о прошлом, о годах революции, когда на гильотине погибли многие аристократы, и палачами были люди из низшего сословия. Эти воспоминания, конечно же, вызовут у старушек слезы, и они очень не скоро смогут успокоиться и подписать нужные письма.
Но даже если Виоле повезет и она сумеет получить от них желанную бумагу, ей придется ждать еще неделю, чтобы узнать, сможет ли она получить работу! Девушка в мыслях пересчитала свои сбережения и мрачно направилась домой, как обычно, пешком.
Когда она добралась до своего района, было уже довольно темно. Ночной инспектор, направляющийся в здание полицейского участка, увидев девушку, остановился, чтобы поздороваться:
— Вы сегодня припозднились, мадемуазель. А вчера, я слышал — пришли довольно рано.
— Здравствуйте, инспектор Тобиас. Как ваши дела? У вас все в полном порядке, конечно?
— Конечно, мадемуазель, конечно.
Виола вежливо осведомилась о жене и детях инспектора и предложила Тобиасу переписать любимый рецепт мадемуазель Аделаиды по приготовлению паштета из телятины с шампиньонами.
— Сердечно благодарю, мадемуазель. Давайте зайдем в участок, и я запишу рецепт, если, конечно, вы не спешите.
Виола поднялась по каменным ступеням и вошла в служебное помещение через железную дверь, которую открыл для нее инспектор.
Здесь было довольно душно и темно, лишь возле двух огромных столов было светло от керосиновых ламп. В углу за решеткой на полу лежала женщина, что-то бормоча и сильно постанывая.
