— Эй, мальчик, — послышался глухой голос, — ты здесь кто?
Он, разумеется, вздрогнул. И заметался, заметался взглядом. И закрутился волчком, покоряясь суете растревоженных зрачков.
Уже в другом окне первого этажа, примерно через пять окон от освещенных, белел некто. Некто ирреальный, бестелесный. Бледным облачком клубился за стеклом, пытаясь просочиться в раскрытую форточку. Александр подошел ближе.
— Почему «кто»? — Ну, кто ты здесь такой-то?
Некто упирался коленями в подоконник и просовывал на улицу сплющенное рамой лицо. Тело, как оказалось, он все же имел. Зато ни по прическе, ни по голосу, ни по трогательному ночному балахону не определялся возраст и даже пол.
— Я? — с достоинством сказал Александр. — Я здесь, это… ждущий своего брата, а что?
— А родители где? Папа, мама?
«Папу убили, — спокойно подумал мальчик. — Мама сбежала…» Он ответил:
— Дома.
И собрался отойти, чтоб зазря не терзать воспалившееся от бессонницы любопытство нежданного собеседника. Но тот, исчерпав подходящие случаю вопросы, уже приступил к делу:
— Ты, мальчик, вот что… Не играй здесь, уйди.
— Почему?
— Тут такое! — свистяще зашептал бесполый некто. — Тут окна бьют, стреляют!
— Ой, — сказал Александр и нырнул в подворотню, спрятавшись от посторонних глаз.
— Носятся, как сумасшедшие! — свистело и булькало ему вслед. — Куда только милиция смотрит, совсем бандюги распустились… Эй, ты что, куда?
«Стреляют, — эхом повторялось в голове. — Совсем распустились…» Почему-то думалось о дяде Юре… то есть о папе Юре… о том, что он всегда панически боялся отравиться, был у него такой пунктик… а его электричеством… Думалось о Жанне — сколько она из-за Игоря вытерпела, но без нее брата бы десять раз уже «вычеркнули»… Потом думалось об Игоре — может, его схватили где-то там, может, пытают, а Жанна спит, и помочь некому, и он проклинает бросивших его друзей…
«Жанна спит!» — новая мысль вдруг прожгла мозги чуть не насквозь. А если не просто спит! Теперь ведь не проверишь, что за дрянь была в шприце!.. Страшненькая мысль, рожденная холодом бессонной ночи. «К машине!» — понял мальчик. Растормошить Жанну, убедиться, что она жива… Он остался на месте, справившись с секундами безумия. Зачем Андрею Петровичу было совершать столь нелепый и опасный поступок? Нет причин. Другое дело, что сегодня ночью поведение соседа действительно не очень укладывалось в привычные рамки. Например, до самого утра не мог заснуть. Тоже нервничал? Подозрительно… Обычный участковый врач, а так хорошо разбирается в судебной медицине, в слезоточивом газе… И вообще, случайно ли он стал понятым у милиционеров, не сам ли напросился? Обдумать версию не удалось — вполне живой голос Игоря прервал медитацию:
— Сашка, ты где?
Скорей на тротуар! Брат выглядывал из того самого разбитого окна первого этажа и пытался хоть что-то разобрать в предутренних сумерках. Александр, ломая сухой кустарник, подошел:
— Тихо, дурак! Люди кругом не спят!
— Ну и фиг с ними, — сказал Игорь. — Давай сюда, здесь никого нет. Входная дверь вообще была вскрыта, а в квартире — ну, полный разгром, полнейший…
— Уходить надо, — мальчика непроизвольно передернуло. — Милиция может в любой момент приехать, наверняка кто-нибудь вызвал.
— Почему?
— Стрельба же была! Меня тут один заботливый предупредил.
Игорь осторожно потрогал оставшиеся в раме осколки:
— Да уж, судя по квартире, шумновато было…
Он повернулся спиной и уплыл внутрь.
Александр скользнул вдоль стены — снова в подворотню. Однако теперь строптивые ноги не позволили так просто ждать. Мальчика неудержимо всосало во двор. Привычное петербургское пространство, стиснутое угрюмыми пятиэтажными стенами, встретило его с молчаливой настороженностью. Он осмотрелся. Напротив была другая арка, выводящая куда-то в хмурое нутро прилегающего к сточной канаве району. Центр занимало подобие скверика, в котором торчала вентиляционная будка бомбоубежища. Впрочем, пространство недолго оставалось молчаливым.
— Малыш, это ты тут все бродишь, что ли? — простонали откуда-то сбоку, справа.
«Бежать!» — скомандовали ноги.
Он застыл. Справа в углу двора темнел спуск в подвал: вниз вели ступеньки, огороженные бетонным поребриком и накрытые сверху жестяным козырьком. Стандартно страшный спуск. Как и все в этих охраняемых государством трущобах — одинаково, выверено, безотказно страшное.
