Трини хотела добраться до сути:
– То есть эта штука ожила? – спросила она.
– Не совсем. Повторюсь, я располагаю лишь гипотезой, хотя я думаю, что полисахариды картофеля смешались с пальмитатом натрия в моющем средстве и образовали прекрасную среду для роста. В норме все это крупные, неповоротливые, инертные молекулы, но соедините их вместе, и вы удивитесь, когда поймете, на что они способны. Не вините дядю. Я имею в виду, что он же не специально провел такую реакцию.
Доктор Мартинс воодушевилась – глаза ее блестели от интеллектуальной напряженности, – а Роберто смотрел на нее как завороженный.
– А он ее провел!
– Провел, мать его так!
Господи, она еще и ругается.
Диаз расплылся в улыбке.
– Но мне кажется, что дело не в полисахаридах и пальмитате натрия.
Она наклонилась вперед, как будто намеревалась рассказать соль анекдота и вызвать всеобщий восторг.
– Виновата ржавчина. Гидрат окиси железа.
Fe>2O>3.nH>2O.
Трини выплюнула жвачку в салфетку и достала новую.
– Как, по-вашему, доктор Мартинс, сможете вы для нас подвести предварительный итог?
Геро посмотрела на Романо, похоже, к ней вернулся прежний деловой настрой.
– Разумеется. Итак, мы послали сверхагрессивного экстремофила: он сопротивляется интенсивному теплу и вакууму, однако чувствителен к холоду. Из-за неблагоприятного окружения организм погрузился в спячку, но по-прежнему сохранил высокую чувствительность. И вдобавок подцепил непрошеного пассажира. Вероятно, из-за солнечного излучения. А может, через микротрещины проникла спора. Так или иначе, когда грибок вернулся на Землю, он пробудился и обнаружил себя в теплой, влажной, безопасной, богатой протеином и прекрасно подходящей для роста среде. И здесь нечто заставило его сложную генетическую структуру кардинально измениться.
– И превратиться во что? – спросил Роберто.
Женщина посмотрела на них так, как обычно смотрит учитель на туповатых студентов, которые не понимают очевидного. Она отчетливо произнесла:
– Я полагаю, что мы создали новый вид.
На мгновение наступила тишина. Поскольку теория принадлежала Геро, то и право давать имена оставалось за ней.
– Условно назовем его Cordyceps novus.
Трини заморгала.
– А что вы сказали мистеру Намаджира?
– Что мне нужно еще кое-что проверить, и пусть он мне через несколько часов перезвонит. Но он пропал.
– А что сделали вы?
– Связалась с Министерством обороны.
– А они? – проговорил Роберто.
Геро вытянула руку.
– А они послали вас, ребята.
Следующие шесть часов полета прошли в относительной тишине. Пока они летели над западным побережьем Африки, наступила ночь. Трини занималась тем, чем и всегда на пути к очередной миссии, – старалась выспаться, насколько это возможно. Она также никогда не проходила мимо доступной душевой. Жизнь строится на мелочах, хотя иногда приходится ограничивать свои потребности. Геро в конце концов надоело пялиться на ботинки сидящей напротив нее Трини, и когда стемнело, женщина тихонько перебралась через соседку и наклонилась к Роберто.
– Не возражаете? – прошептала она, указывая на пустое сиденье.
Он и не возражал. Нисколько. Диаз подвинулся, давая Геро возможность протиснуться, и доктор Мартинс постаралась расположиться в кресле с максимальным комфортом.
Мнимым поводом к подобному маневру стала возможность приподнять затекшие ноги на сиденье, но Роберто отлично понимал, что сделать это можно на любом другом. Вероятно, реальная причина заключалась в том обмене взглядами украдкой по окончании ее рассказа. Но психологически ему проще было считать видимую причину истинной, даже если он отлично понимал, что это не так.
Вот так мы обычно успокаиваем самих себя.
А истина состояла в том, что Роберто в данной ситуации был не столь уж невинен. К доктору Геро Мартинс он моментально почувствовал влечение и хотя и не собирался идти напролом, все равно хотел убедиться, что прежние чары в случае необходимости все еще при нем. Их брак с Энни длился около трех лет, и начался он, прямо скажем, неудачно. Первый год большую часть их времени отнимала работа. Жена «залетела» гораздо раньше, чем они планировали, и беременность протекала тяжело, заставив ее слечь в последние четыре-пять месяцев. Для кого угодно это стало бы тяжелым испытанием, но для Энни, вечного двигателя и журналиста, привыкшего к жизни в дороге, оказалось настоящей пыткой, а постельный режим – почти тюремным заточением.
