— Да? — раздраженно ответила девушка, сшибая по дороге медленно идущую пенсионерку.
Бабка что-то завопила той вслед, но девушка ее не слышала.
— Алина, привет, моя дорогая! — раскатистое «р» было узнаваемым, — Надо бы поговорить!
— С тобой мне не о чем говорить! — рявкнула девушка в трубку.
— Ошибаешься! Речь идет о некоторых документах, которые тебе были очень интересны при нашем разводе.
Девушка застыла на дороге.
Бабка, все еще ругаясь на здоровую кобылу, которая то толкается, то застревает на полпути, обошла ее, не преминув ткнуть палкой по ногам, но Лина не почувствовала даже этого.
Какие документы?! Он же обещал это все уничтожить!!!
— Ты же обещал все уничтожить! — повторила она уже вслух.
— А давай поужинаем сегодня? Как ты на это смотришь? — не ответил на вопрос Ланевский.
— Хорошо, — Лина сразу же согласилась, — Давай.
— Ба, дорогая, ты по мне так соскучилась? Неужели ночами не спишь, от тоски рыдаешь? — издевательски ухмыльнулся Вадим.
— Не надейся, — прошипела в трубку Алина, — Только ужин и разговор, не больше!
— Там видно будет, дорогая. Где и во сколько?
Девушка уже хотела подробно рассказать, где она хотела бы увидеть бывшего мужа, но сдержалась и объяснила, как добраться до небольшого кафе недалеко от ее дома. Там очень тихо, вряд ли кто из знакомых увидит, а значит, можно будет поговорить без лишних свидетелей.
В восемь вечера, Лина сидела в указанном кафе, ожидая бывшего супруга. Тот опаздывал, впрочем, как обычно.
Наконец дверь открылась и вошел Ланевский, сразу начав озираться в поисках девушки. Она подняла руку, привлекая его внимание и подзывая к себе.
Стройный темноволосый мужчина тридцати пяти лет, обаятельный, нагловатый, но при этом заботливый. Когда — то Лина его так любила. Но сейчас этот аккуратный костюм и уложенная волосок к волоску прическа вызывали у нее только ненависть. И страх.
Если Ланевский не солгал и документы в целости и сохранности, то Лина пропала. И помочь ей никто уже не сможет.
Он плюхнулся на стул напротив и поморщился:
— У тебя всегда был отвратительный вкус на забегаловки.
Лина передернула плечами:
— Я сюда не есть пришла, а с тобой поговорить. Что с документами? Ты же обещал их уничтожить! Чего ты хочешь? Денег?
— Деньги? Моя дорогая, зачем мне деньги, если я и так не бедствую? — громко рассмеялся Вадим, привлекая к себе внимание сидящих рядом посетителей.
Она опешила:
— Тогда что тебе надо?
— В следующий понедельник обращение.
— И что? — Лина поняла, причем тут это.
— Я хочу попасть в список для обращения, и ты мне в этом поможешь!
— Как?
— Поговори со своим любовником, — лениво проговорил Вадим, цепко следя за ее реакцией, — Я же знаю, с кем ты спишь.
Лина откинулась на спинку стула. По сердцу снова резануло, вскрывая незажившую рану, но девушка сумела сохранить безразличное выражение лица.
— У меня нет любовника.
— Да мне плевать, как ты его называешь. Любовник, защитник, хозяин, опекун, — он растягивал слова, явно наслаждаясь моментом. — Я знаю лишь одно: понтификам ты небезразлична, уж не знаю, с обоими ты трахаешься или только со вторым. Но в твоих силах заставить их внести меня в ближайший список. Но, — тут он сделал паузу, — если ты этого не сделаешь, то все документики, которые хранятся в одном очень интересном сейфе, будут опубликованы.
— Зачем тебе становится вампиром?
— Какая же ты дура! Вампир — это бессмертие! Я хочу жить вечно! — с пафосом заявил Вадим.
— То, что ты просишь, невозможно! — Лина пыталась призвать его к разуму, — Я не имею ни малейшего влияния ни на список, ни на понтификов!
Ланевский окинул взглядом девушку, как будто пытаясь просканировать, правду ли она говорит. Затем, видимо приняв какое-то решение, кивнул головой.
— Алин, мне плевать, что ты с ними имеешь и в каких позах, я тебе сказал одно: или я в списке, или все увидят документы. Ты ведь знаешь, как Марк относится к проституткам?
Лина знала. У них как то зашел разговор об этом и понтифик тогда очень доходчиво объяснил, что считает женщин, продающихся за деньги, самыми грязными существами, недостойными называться женщинами. Хоть Лина и пыталась доказать ему, что жизнь бывает разной и на панель идут не только от любви к этому сомнительному «искусству», но высший был категоричен в этом вопросе.
