— Успокойся, Янина,— сказал Жорес и погладил ее гладко зачесанные, с ниточками серебра, волосы.
Янина всхлипнула еще раз-другой, смахнула с лица слезы, и ее глаза снова засветились прежним блеском.
Он взял ее на руки и понес к дивану. Янина обняла Жореса за шею и не отпускала от себя.
— Янина...— прошептал он, припадая к ее пылающим губам.— Я хочу, чтобы ты была моею.— В эту минуту он искренне любил ее и жаждал ее ласки.
— Я тоже хочу этого, милый мой, дорогой... Ты даже не представляешь, как люблю тебя.., Я так ждала этого момента...
— И я мечтал об этом...
Жорес был несказанно счастлив. Он никак не думал, что эта чернушка может так горячо, так искренне любить.
— Я хочу, чтобы ты знал... Мне ничуть не стыдно говорить об этом... Не стыдно быть сейчас с тобою вот так... как с мужем... Кто знает, быть может, ты никогда больше не придешь ко мне... Ведь я намного старше тебя... Знай: я не стану тебя неволить.
— Не городи чепухи...
— Нет-нет... Поступай так, как подсказывает совесть... Ты свободен. Но я всегда буду тебя любить — всегда, где бы ты ни был, с кем бы ни жил... Запомни это, милый мой...
— Непременно... Но какая же ты беззащитная!
— Теперь ты — моя защита. Теперь мне никто не страшен.
8
Жорес понимал: не окажись он в заботливых руках Янины, здоровье его не пошло бы так быстро на поправку.
Он жил теперь с Яниной как с женой, хотя расписываться не спешил, все тянул с этим формальным актом. Янина же не торопила, знала: никакая бумага вопреки воле не удержит человека. Соединяет и согревает людские души что-то большее, без чего нет настоящего счастья. Беспокоила ее только дочка Света, решительно не желавшая примириться с новым отцом. С первой встречи она была с ним какой-то настороженной, чужой. Казалось, девочка вовсе не замечала его присутствия. Что мать ни делала, как ни уговаривала Свету — ничто не помогало. Жорес тоже пытался завоевать расположение девочки, покупал ей конфеты, делал мелкие подарки, однако все оставалось по-прежнему.
Жореса, конечно же, не очень радовали такие взаимоотношения с падчерицей, хотя в глубине души ему было все равно. Настораживало лишь то, что девчурка, видно, понимала все лучше, чем умудренная жизнью Янина: настоящей любви к ее матери у него нет и не было. Осмыслил он это спустя каких-нибудь полгода.
Хорошо присмотревшись к своему новому положению, Жорес понял, что прошлая жизнь Янины Воронкович — бесценный материал для человека с творческим воображением и практической хваткой.
Поначалу биография Янины вроде бы ничем его не удивила. Все обычно, как у тысяч людей, переживших ужасы вражеской оккупации. Но постепенно суровый рассказ ее обрастал новыми фактами, подробностями, о которых она раньше умалчивала, не хотела бередить свою и чужую души...
Шел сороковой год. Янина Воронкович, заканчивая медучилище, влюбилась в молодого лейтенанта Остапчука. Они решили пожениться, причем Янина ни словом не обмолвилась об этом своим родителям, которые жили неподалеку от Негорелого. Но в загсе их не записали — невеста была несовершеннолетней. Тогда молодые пошли на святую ложь — Янина прибавила себе год. Так и сыграли свадьбу.
Обескураженным и обиженным родителям Янины оставалось только плечами пожать. Дело было сделано, пришлось идти на примирение. Когда родилась внучка, взяли ее к себе в деревню. Янина заканчивала учебу, муж ее от темна до темна пропадал в казармах.
А тут — война. Лейтенант Остапчук со своим взводом отправился на фронт. Янина, успевшая закончить училище, пошла бы тоже, но из-за ребенка вынуждена была остаться при родителях.
Не прошло и месяца, как поздним вечером в хату ввалился вконец обессиленный зять. Худой, заросший, с искалеченной левой рукой, он едва держался на ногах, одни только глаза светились радостью — удалось бежать из плена.
Набравшись немного сил, Остапчук связался с местными активистами, наладил ремонт оружия, изготовление мин,— как сапер, он хорошо знал это дело. Не раз спасала от верной смерти раненых бойцов и медицинская сестра Воронкович.
Но радость их была недолгой. Однажды на рассвете в село нагрянули каратели и сразу направились к их хате. Первой увидела врагов Янина и тут же велела мужу спрятаться с дочкой в специально вырытый погреб. Лаз находился на кухне под столом и сверху прикрывался старым ковриком: не зная, ни за что не найдешь. Однако Остапчук был не из тех, кто стал бы в минуту опасности прятаться за чужую спину. Он чуть не силой загнал в погреб Янину с ребенком и приказал сидеть, не шелохнувшись, что бы ни случилось. Отстреливаться он не собирался, хотя оружие в хате было. Надеялся как-нибудь выкрутиться, на худой конец, пожертвовать собой ради семьи. Смерти он не страшился, не раз смотрел ей в глаза...
