- Тогда до свидания.
Он буквально влетает в свою "Волгу" и уносится вслед, только слышится визг покрышек на повороте...
А вот что рассказывает об этой встрече на аэродроме сам Семичастный:
"Я утром звоню Леониду Ильичу.
- Кто поедет встречать? - спрашиваю.
- Никто, ты сам езжай, - отвечает.
- Как же? - запнулся я.
- В данной обстановке зачем же всем ехать? - тянул он.
В общем-то правильно...
- Не поймет ли он? - побеспокоился я.
- Ты возьми [себе] охрану и поезжай, - закончил разговор Брежнев.
Я взял парня из "девятки". Взял себе пистолет, и парень этот взял.
Вопрос: Вы волновались?
- Нет... Зная Хрущева, я был убежден, что он не пойдет на конфронтацию. Понимаешь [не в его стиле], такие шальные вещи. Это просто была с моей стороны перестраховка.
Самолет приземлился, он выходит немного насупившийся.
Они сели в одну машину с Микояном. Я еду следом за охраной. Спереди у меня сидит охранник... А те [охрана Хрущева в машине впереди] все время головами крутят: что вдруг у меня впереди сидит охранник... Насторожило их.
На середине пути между Внуково и Москвой говорю своему водителю: "Затормози. Давай на обочину". Пусть едут. У меня же в машине телефон. Позвонил, сказал..."
...Я остался на аэродроме один. Все произошло чрезвычайно стремительно. Серго не видно нигде. Не было его на поле, нет и здесь. Все мои многозначительные просьбы не возымели никакого действия. Обидно. Очень он мне сейчас нужен. Хорошо еще, если он дома.
Я сажусь в машину, волнение последних минут несколько сглаживается. Как будто ничего особенного не произошло. Едем по знакомым улицам. Тротуары полны людей - все ловят последние погожие денечки. Вот и Воробьевское шоссе. Справа возникает желтая громада каменного забора. У микояновских ворот прошу остановиться - надо все-таки найти Серго.
Мне повезло. Он с чем-то возится на втором этаже. Улыбаясь знакомой, немного виноватой улыбкой, Серго произносит:
- Понимаешь, я забыл. А потом было поздно. А добраться тебе было на чем. Так что, ничего не случилось?
- Бросай свои дела. Есть важный разговор. Пошли на улицу, - говорю я ему.
Все знают, что у стен есть уши.
- Пошли, - легко соглашается он.
Особняки расположены один за другим: у Микояна - номер 34, у нас - номер 40. Можно пройти, минуя улицу, через соседние дворы, но тогда нужно искать ключи от калиток. По улице проще.
Я начинаю свой рассказ с разговора с Галюковым и заканчиваю встречей во Внуково, стараюсь не упустить подробностей. Постепенно увлекаюсь, мне даже начинает казаться, что речь идет о чем-то постороннем, меня не касающемся. Тревога, копившаяся последние дни, как будто притупилась.
Но что же происходит сейчас? У нас могли быть только предположения. Ситуации в Кремле не знал никто.
Прогуливаясь, мы перебирали варианты. В голову пришла мысль позвонить Аджубею. Ведь он главный редактор "Известий". Возможно, ему что-то известно. Во всяком случае, это была хотя бы иллюзия действий. В дом мы решили не заходить, чтобы не посвящать в это дело родных. Незачем раньше времени поднимать панику. В дежурке охраны набрали номер Аджубея. Звонили мы по телефону правительственной связи, и он сам снял трубку.
Аджубей ответил, что очень занят и приехать никак не может. Я стал его уговаривать. Аджубей отвечал все резче и раздраженнее.
Говорить, в чем дело, по телефону, а тем более - от дежурного, который все слышал, мне не хотелось. И тем не менее я сказал:
- Отца и Анастаса Ивановича срочно вызвали из Пицунды на заседание в Кремль. Мы с Серго беспокоимся: что произошло? Хотели выяснить у тебя.
Аджубей ничего не знал.
- Перезвоните мне через десять минут, я постараюсь узнать, - сказал он.
Через десять минут голос его изменился до неузнаваемости. Никто ему ничего не сказал, только дежурный в Кремле ответил, что действительно идет заседание Президиума ЦК. Повестки дня он не знал.
- Мы с Серго ничего не знаем, но у нас есть некоторые соображения. Если сможешь, приезжай в особняк, - попросил я его.
У Аджубея, видимо, больше не было важных государственных дел.
- Сейчас еду, - пробормотал он.
