— Ты вправе потребовать за нас выкуп. По закону, и обязан, потом, отпустить, — добавил желчи неугомонный поляк.
— Увести этих слишком горячих парней, — приказал Валера охране, и добавил вслед, — почти две недели прошло, как я отправил требование выкупа. Пока никто не торопится. Успеют ли нам его привезти? А мы завтра уходим. Я продам тебя галицкому князю, пусть он соблюдает закон. Но помни, вы разорили и сожгли Берестье!
— Ты слишком много на себя берешь, брат, — Никита смог дождаться, пока все ушли и они остались вдвоем.
— Дождемся Олега.
— Боишься худой славы?
— Светкины сказители-историки наврут столько, сколько нужно и то, что нужно. Только как быть со своими воинами? Либо нам нужны мерзавцы, готовые во всём соглашаться с нами, и всё исполнять. Либо нам самим необходимо соответствовать принятой ими морали. Здесь пока нет понятия родины. Царю-антихристу никто служить не будет. Пока. Половец, осетин, швед, чех, немец честно служат галицкому князю и воюют против своих же земляков. Только одно важно: дал слово — держи.
— Я вырезал пару сотен поляков. Пару тысяч продал в рабство. Сжег проклятый Плоцк. Я разорил предателей-купцов, бросивших своего товарища и его дочь на произвол морального урода — комеса. То, что комес сам сгубил всю свою дружину и бросил на убой своё ополчение в погоне за серебром, в этом моей заслуги нет. И вот сейчас, я вижу труп комеса, а удовлетворения нет.
— Помнишь …, ты рассказывал мне свой кошмар, тот, что видел лёжа в коме, про взятие Плоцка? Тогда тебе было страшно! Страшно, что ты мог совершить этот ужас. Сейчас мы сделали это буднично, без лишней крови, почти мирно, по сравнению со степным походом. Но там мы спасли тысячи людей из рабства, а здесь нами двигала твоя месть за Бажену … и твоего ребенка. Может, ты сам чувствуешь несоразмерность происходящего и накручиваешь себя.
— Что же тогда вы оба поперлись со мной душегубствовать?
— Олег? Ему сам процесс интересен. Хитро пробраться ночью, вырезать часовых, засаду организовать, окружить, выследить. Любит он свою профессию. А я слово тебе дал, когда Карачев спасать надо было. Помнишь?
— Слово дал? Херувимчик? — выплюнул Никита.
— Вот и Олег со своей охраной, — указал Валера брату за спину. Пятерка всадников скакала галопом, быстро приближаясь. Узнал приятеля по редкой масти огромного коня Валера. Конь был огненно-рыжий в белых яблоках, но Олег считал его гнедым и обижался, когда Никита, подначивая его, называл рыжим.
— Зачем ему охрана? Он сам — самая большая опасность для всех!
— Ну-у, тогда «ученики». Олег спрыгнул с коня и бросился обнимать Никиту. Тот, наконец, улыбнулся.
— Задушишь, медведь, — добродушно отбивался Никита.
— Тебя задушишь! Стал, как из железа. «С виду он худой и дохлый, но зато характер тверд «.
— «Никогда не мойте руки, шею, уши и лицо. Это глупое занятье. Не приводит ни к чему», — поддакнул ему Никита.
— На баньку напрашиваешься? Пиво за тобой! — радостные эманации били у Олега через край.
— Я уже распорядился, — вяло доложил Валера.
— А я прихватил из Пруссии три бочонка пива, — Никита поддался настроению Олега, его улыбка расплылась до ушей.
— Никитушка! Молодчина! Сегодня только баня, о делах ни слова, — и Олег с укоризной поглядел в сторону Валеры, будто тот был главным занудой.
— Ладно тебе врать! После третьей кружки начнешь хвастать, не удержишься, все подвиги в подробностях расскажешь, и от меня потребуешь, — ткнул Никита приятеля в бок.
— Есть чем хвастать! Удачный, очень удачный поход! — радостно заржал Олег и потащил Никиту за собой.
— Да не в ту сторону, — остановил друзей Валера, — там, в деревушке, бани топятся для отряда. Для Никиты я приказал на хуторе всё приготовить, — Тогда по коням, здесь верхом пять минут, — засмеялся, непонятно чему, Олег.
— Ты посмотри, какой день задался! Тепло, солнце играет! А пахнет как! Воздух пьянит весной, — только сейчас заметил Никита.
* * *
— Баньку недавно срубили? Такой запах! — зажмурился от удовольствия Никита.
— Баньку Валера пострил. Просторная, удобная, будет, где грязнулям-полякам мыться, когда мы уедем, — похохатывал Олег.
