Они почувствовали облегчение. И все-таки ужасным бывал тот миг, когда он начинал кричать, выдергивая их из сна, как нежданная ночная телеграмма. Это случалось каждые две-три ночи, иногда два раза в одну ночь. Генри кидался к кроватке, хватал Джимми на руки, спрашивал:
— Ну, что такое? Страшный сон приснился?
Им так и не удалось узнать, что ему снится. Много ли может рассказать двухлетний малыш даже по самому заурядному поводу? Джимми вполне недурно умел говорить, когда хотел, — изъяснялся длинными, достаточно сложными фразами, не сводя с родительского лица больших, внимательных глаз, чтобы сразу же на ходу уловить, верно ли он строит фразу. Но узнать от него что-нибудь было нелегко. Джимми предпочитал повторять то, что слышал от других (по утрам в кроватке он подолгу разговаривал сам с собой, усваивая новые выражения, новые интонации). Потому они так и не выяснили, что ему снится. Возможно, он все сразу забывал, как только просыпался. Так считал Генри, потому что Джимми сразу же снова засыпал, едва очутившись у него на руках. А бывало, что он уже спал, когда Генри подбегал к его кроватке. К концу второй недели ночные кошмары, казалось, прекратились. Мальчик не просыпался и не плакал уже пять ночей подряд (подсчитала Кэлли), и родители вздохнули с облегчением.
Появилось еще одно обстоятельство, которое внушало им бодрость. В понедельник вечером, месяц и три дня спустя после водворения Саймона в доме Генри, он завернул в бумагу завтрак, сел в машину и поехал вниз по шоссе к гостинице Гранта. Генри и Кэлли понятия не имели, каким образом он связался с владельцем и сообщил ему о своем намерении вновь приступить к работе; пока Саймон не возвратился домой — уже на следующее утро, в половине восьмого, — Генри и Кэлли вообще не представляли себе, куда он делся. Вечером он снова отбыл, и Генри сказал теще, когда в закусочной было нечего делать и можно было поговорить о том о сем (в половине одиннадцатого всегда наступало затишье):
— Знаешь, Элли, Саймон снова ходит на работу. Теперь он в два счета оправится. Съедет от нас, и поминай как звали.
— То-то, я думаю, Кэлли обрадуется, — сказала она. Генри усмехнулся, оценив ее сдержанность. Но она все-таки добавила. — Интересно, как к этому отнеслись в гостинице?
Когда вечером пришел Джордж Лумис, Генри сказал:
— Знаешь, Джордж, он снова стал работать. Я так думаю, теперь уже не долго.
— Может быть, — скептически ответил Джордж.
Генри улыбнулся недоверчивости Джорджа. Он посмеивался, протирая стойку; но где-то в глубине души у него шевелилось какое-то неприятное подозрение, и он никак не мог ни отделаться от него, ни разобраться в нем толком.
В среду вечером Саймон опять уехал в гостиницу.
Док Кейзи сказал:
— Он совсем другой человек, когда работает. Ты, между прочим, тоже, должен я сказать.
— В каком смысле другой? — спросил Генри. — Я имею в виду — Саймон.
Док пожал плечами, потом слегка наклонил голову и задумался, покусывая щеку.
— Ну… пожалуй, тверже. Не такой растерянный. Я это давно уже заметил. Человек, не похожий на остальных, когда он на работе, делает такие вещи, о которых в другое время даже не мог бы помыслить.
Генри задумался.
— Возможно, — сказал он. — Я этого не замечал. Впрочем, вполне возможно. Все равно приятно, что он снова входит в колею. Ему, однако, надо отдать должное — пятьдесят четыре года, да еще такое пережил.
Док Кейзи продолжал покусывать щеку. Генри пошел убрать в кабинке, где только что поужинал Ник Блю, и, собирая со стола тарелки, тихонько насвистывал себе под нос. Но на душе у него было смутно.
И в четверг вечером Саймон Бейл отправился в гостиницу. Возвратился он на следующий день в половине восьмого. Кэлли поджарила ему яичницу и тосты. Позавтракав, он ушел в свою комнату, побрился электрической бритвой, потом снял всю одежду, кроме грязной нижней рубашки и подштанников, и лег спать. Часа в два он проснулся и вышел в сад почитать Библию. (С утра шел дождь. Земля в саду совсем раскисла, и скамейка промокла насквозь, но ничего этого Саймон, кажется, не заметил.)
Джимми, обнаружив, что Саймон уже не спит, стал разыскивать его по всему дому, покуда Кэлли, улыбаясь и покачивая головой при мысли о том, как он вывозится в грязи и как придется его отмывать, в конце концов не выпустила его через заднюю дверь в сад. Он, скользя, побежал между сверкающими грядками салата и свеклы к розовым кустам и сквозь кусты к скамейке, где сидел Саймон. Кэлли снова улыбнулась и подумала, как все они, в общем-то, несправедливы к Саймону: кое в чем он совершенно ненормальный, конечно, но ведь есть же в нем и хорошее, иначе Джимми бы так к нему не привязался. Она вернулась в закусочную и спросила у Генри, вынимал ли он почту, и, когда он ответил, что, к сожалению, забыл, Кэлли вышла к почтовому ящику. В тот день пришло немного — что-то из Фермерской страховой компании, проспект какой-то фирмы, ежемесячное уведомление из банка. Кэлли пошла к дому, без особого интереса на ходу развертывая уведомление.
