Немного погодя вошел док Кейзи и спросил, где Саймон Бейл (прямо с этого и начал, как всегда, без всяких там «здравствуйте» или «славная нынче погодка»). Элли показала в окно на скамью, док кивнул, насупился и вышел. Когда Элли снова глянула в окно, ни дока Кейзи, ни Саймона, ни Джимми не было видно. Они, скорее всего, вошли в дом. Интересно, с какой целью док сюда пожаловал — едва ли с доброй, надо полагать, — Элли так усиленно старалась догадаться, что забылась чуть ли не на целых пять минут и перестала улыбаться посетителям. Из-за той же забывчивости она перестала прислушиваться к их разговорам, пока наконец до нее не дошло, что все они, во всяком случае живущие неподалеку, судачат о пожаре. Кто-то сказал: — Говорят, он сам поджег. — Элли так перепугалась, что чуть не уронила поднос с солонками. «А ведь может быть», — подумала она, и ей показалось, будто она давно уже сама об этом думала: и правда, может быть. Ей внезапно сделалось так страшно, что пришлось на минуту присесть и перевести дыхание.
5
Первым об устройстве похорон разговор завел док Кейзи. Закончив осматривать Саймона, он уселся напротив него, опершись о колени ладонями и с сердитым видом глядя в пол поверх очков, которые сползли на самый кончик его острого, как клюв, носа (Кэлли, скрестив руки, стояла у окна; Генри прислонился к холодильнику; маленький Джимми играл на полу, ничего вокруг не замечая). Док сказал:
— А вы уже думали насчет похорон, Саймон?
Саймон побледнел, и его руки, суетливо застегивающие рубашку, замерли. На среднем пальце у него была бородавка, и Кэлли невольно подумала, не оттого ли она появилась, что Саймон никогда не моется. На его лице промелькнула перепуганная улыбка, и он ответил:
— Господь позаботится.
— Черта с два он позаботится, — сказал док Кейзи.
— Док, — сказал Генри.
— Не век же ей лежать в больничном морге, — отозвался док. — Так ли, эдак ли, но ее следует похоронить. Как у вас обычно происходит погребение покойников?
Саймон пустыми глазами взглянул на него.
— Господь… — начал он. Потом сказал, вдруг на мгновение очнувшись: — Все наши деньги до единого цента… — Он метнул панический взгляд на Кэлли, перевел его на Генри.
— То есть, у вас там все сгорело дотла? — спросил док. Его лицо потемнело от гнева, и он тряхнул головой. Он нервно теребил прицепленную к жилету кнопку слухового аппарата.
— Саймон, у вас нет каких-нибудь друзей, к которым вы могли бы обратиться? — сказала Кэлли.
Генри показалось, Саймон стал сейчас еще меньше, чем обычно. Как сурок, окруженный собаками. Он сложил руки и то ли думал, то ли грезил наяву, и на лице его мерцала, вспыхивая и угасая, улыбка. Наконец он сказал, и уж на этот раз — сомнений не было — он знал, что говорит:
— Господь позаботится.
— Вздор, — сказал док Кейзи. Он нагнулся к чемоданчику, стоящему у его ног.
Но тут Саймон на него взглянул, приоткрыв рот, приподняв немного скрещенные кисти рук, как арестант в наручниках, и его глаза так ярко заблестели на перекошенном от напряжения лице, что док Кейзи сморщился, промолчал и дал ему высказаться.
— Доколе не порвалась серебряная цепочка, и не разорвалась золотая повязка, и не разбился кувшин у источника, и не обрушилось колесо над колодезем. И возвратится прах в землю, чем он и был; а дух возвратится к богу, который дал его.
Док Кейзи покосился на него с каким-то злобным торжеством.
— Избыток учености изнуряет плоть, — сказал он. — Кто будет платить гробовщику?
— Это несущественно, — сказал Саймон. — Прах во прах.
— Что? — переспросил док. Он наклонился к Саймону поближе, нацелившись на него слуховым аппаратом.
Они сидели друг против друга, два низеньких старичка, коленка к коленке, словно две старые ведьмы, и глаза у них блестели, как у ястребов. Док Кейзи сказал:
— Вы ее, наверное, просто сбросите в канаву и пусть валяется!
— Перестаньте! — испуганно вскрикнула Кэлли.
Но док Кейзи все правильно понял.
— Живая собака лучше мертвого льва, — сказал Саймон, — ибо живущим ведомо, что они умрут; мертвым же ничего не ведомо, и воздаяние не ждет их более, ибо предана забвению память о них.
