Были ли тому причиной косые лучи заката или длинный серебристый грузовик, который пронесся мимо и постепенно затих вдали, только что-то снизошло на Генри. Он внезапно понял, каким видится мир человеку вроде Бейла. На мгновение он и сам увидел мир таким: темные деревья, светящееся небо, в высоте носятся три ласточки, и все предвещает беду. Прикрыв ладонью рот, он неприметно оглянулся на Бейла и обвел его внимательным взглядом. Коричневый шнурок на черном ботинке Саймона (свет лампы падал прямо на его правую ногу) изорвался и был связан узелками чуть ли не в двадцати местах.
И тут пришли полицейские. Генри ни за что не соглашался, чтобы они допрашивали Саймона сейчас — сначала он должен хотя бы день отдохнуть и собраться с силами. Полицейские стояли на своем, но во время спора вошел док Кейзи, бросил взгляд на Саймона и сказал: —Этот человек находится в шоковом состоянии, — и полицейские вскоре ушли. Генри отвел Саймона в спальню, смежную с кухней, и док Кейзи проторчал там некоторое время, что-то бормоча себе под нос, а потом вышел на кухню, прикрыл за собой дверь, сел и стал пить кофе. К тому времени пришла и Кэлли.
— Какого черта они к нему прицепились, разве не видно, что с ним творится? — сказал Генри. Вопрос, облеченный в слова, пробудил негодование, которого он до сих пор не чувствовал.
— По их мнению, пожар произошел не случайно, — сказал док. — И скорее всего, они правы.
— Ну, а Саймону-то об этом откуда знать? — спросила Кэлли. Пожалуй, как-то слишком уж спокойно спросила, слишком равнодушно. Генри не обратил внимания, зато док Кейзи обратил.
— Если сам поджег, так знает, — сказал док и ядовито засмеялся.
— Идиотизм! — воскликнул Генри. У него затряслись руки: — Там сгорела его жена. Это написано в газете.
— Ты не знаешь этих людей, — сказал док Кейзи. — А я знаю. Вот сам увидишь, погоди.
Генри перегнулся через стол, наклонясь к доктору, и его лицо стало багровым.
— Вы злобный старый дурак, — сказал он. — Я мог бы… — Но что он мог бы сделать, он не представлял себе, вернее, слишком ясно представлял — он бы мог одним ударом расплющить дока Кейзи об стену, — и, осознав, как сильно в нем разбушевался гнев, он спохватился и замолчал.
Док Кейзи крепко стиснул губы и тоже сдержался.
— Поживем, увидим, — сказал он. — Смотри только не заполучи из-за него сердечный приступ.
И вот тут-то встала Кэлли Сомс, и мужчины подняли на нее взгляд.
— В моем доме ему нечего делать, — сказала она. — Пусть убирается сегодня же.
Генри опять побагровел. Он нащупал в кармане рубашки пузырек с таблетками, достал одну и пошел к крану, чтобы ее запить. Проглотив таблетку, он довольно долго простоял, опираясь на мойку, а его жена и старый док Кейзи молча ждали, неподвижные как камни.
— Он останется, — сказал Генри.
— Тогда я уйду, — очень спокойно сказала Кэлли.
— Валяй, — ответил Генри.
Взгляд Кэлли затуманился, и она не тронулась о места.
3
Генри Сомс встал на заре. Утро было похоже на пасхальное. Солнце звенело в майской росе, и деревья по ту сторону шоссе, облитые серебром и золотом, высились, не шевелясь, затаив дыхание. Генри стоял перед раскрытым окном кухни, вдыхал прохладный, чистый воздух и с необыкновенной остротой чувствовал, что бодрствует, живет. Он слышал, как на фермах где-то очень далеко в долине работают доильные машины, и слышал, как отъехал грузовик, наверное молоковоз, с фермы Лу или Джима Миллета. Тут он вспомнил о Саймоне, и эта мысль вызвала и огорчение, и беспокойство. После вчерашней стычки Кэлли за весь вечер не произнесла ни слова, и Генри, хотя знал, что прав, все же чувствовал себя неловко перед ней и сейчас продолжал чувствовать. Он подумал, не приготовить ли завтрак, но отказался от этой идеи, так как не знал, когда проснутся Кэлли и остальные. Насупившись, он натянул теплый халат на шерстяной подкладке и через дверь черного хода вышел в сад. Генри сразу же увидел, что на грядках салата кто-то изрядно похозяйничал и даже землю разворошил. Потом с левой стороны от грядок он заметил трех молодых кроликов, которые притаились в траве, вытянув, как собаки, задние лапки. Он замахал рукой и шикнул, но негромко, чтобы не разбудить никого в доме. Кролики вскочили и унеслись, прыгая, словно олени. Генри продолжал стоять на месте, сунув руки в карманы халата. Во дворе оказалось холоднее, чем он думал. Мягкая земля липла к подошвам. Кроликов, вероятно, следовало пристрелить; но, конечно, он не станет этого делать — из-за Джимми. Много есть вещей, каких не может делать человек, у которого семья: Джимми, Кэлли, родители Кэлли. Впрочем, это окупается более или менее.
