Кэйн кивнул.
- Мой "ягуар" стоял поперек дороги, фары горели, ключ торчал в замке зажигания, но мотор заглох. Ясно был виден тормозной след, он шел от самого переулка. Но больше ничего не было: ни девушки, ни велосипеда, ни крови, ни обломков. И на моем "ягуаре" не было ни царапины. Полицейские приняли меня за психа, и их можно понять. Они даже не позволили мне сесть за руль. Один из копов отвел машину на обочину, а ключ оставил у себя. Потом они отвели меня на пост и допросили.
Я провел там всю ночь. Можно было позвонить кому-нибудь из друзей, попросить связаться с адвокатом, чтобы он приехал и забрал меня под залог, но мне это даже в голову не пришло, так я был ошеломлен. Наверное, если бы даже меня отпустили, я не знал бы, куда идти и что делать. Мне нужно было успокоиться, хорошенько все обдумать, и полицейские предоставили мне такую возможность. Я был хорошо одет, в бумажнике лежала куча денег, и копы решили, что пусть даже я и псих, но псих состоятельный, а значит, и обходиться со мною надо соответственно. Вместо того, чтобы запихнуть меня в отстойник для пьянчуг, они открыли отдельную камеру, где я мог размышлять, сколько захочу. Ясно, что заснуть я даже не пытался.
Утром ко мне явился психиатр. Но я к этому времени вполне пришел в себя и надумал, что от полиции в этом деле толку мало, а значит, надо поскорее с нею развязываться. Я повторил свой рассказ, но тоном ниже - умолчал о том, как хрустнул велосипед под колесами "ягуара", и о толчке, из-за которого я чуть не вылетел сквозь лобовое стекло. Словом, у психиатра создалось впечатление, что я стал жертвой зрительной галлюцинации, и только. Он сказал, что такое, мол, бывает от утомления, и меня отпустили на все четыре стороны.
Кэйн помолчал, отхлебнул из серебряной фляжки.
- Вам все понятно? - вдруг спросил он. - Вы ни о чем не спрашиваете. Надо думать, вы мне просто не верите.
- Сейчас спрошу. Вы уверены, что провели ночь на сорок четвертом посту? Вам это не пригрезилось? Я смогу найти документы, подтверждающие это? Они могут пригодиться, равно как показания полицейских и психиатра: можно попытаться доказать, что вы невменяемы и, таким образом, не несете ответственности за свои действия.
Кэйн криво усмехнулся.
- Конечно, все это было на самом деле. И столкновение тоже было. Правда, ночь на полицейском посту проще доказать сохранился протокол, да и копы меня, наверное, запомнили.
- Ясно. Рассказывайте дальше.
- Так вот, полиция списала все на галлюцинацию и успокоилась. Тогда я решил действовать сам. Я завел "ягуар" на яму, осмотрел снизу, но не нашел никаких следов. Выходило так, что и в самом деле ничего не случилось: по крайней мере, машина этого не заметила.
Тогда я зашел с другого конца: решил установить, откуда взялась велосипедистка. Я нанял частных детективов - это обошлось мне в несколько тысяч - и они прочесали всю округу, разыскивая девушку по моему описанию, с велосипедом или без. Они нашли несколько похожих девушек и незаметно показали мне. Без толку.
Наконец через своих друзей я познакомился с психиатром, самым лучшим и, ясно, самым дорогим в здешних местах. Угробил на него два месяца, и все зря. Я так и не добился от него, что он думал по этому поводу. Вы, наверное, знаете, как работает психиатр: позволяет вам выговориться, подталкивает к самоанализу и ждет, когда вы сами объясните себе и ему, в чем причина ваших бед. После этого пациент благодарит врача, а тот благословляет его и отпускает с миром. Такой подход срабатывает, если пациент подсознательно знает решение своей проблемы, но у меня-то был совсем другой случай. В итоге я решил поберечь время и деньги и отказался от услуг психиатра.
Но проблема оставалась, и я доверился кое-кому из ближайших друзей. Один из них, профессор философии, рассказал мне, что есть такая наука, онтология. Я коечто почитал и начал помаленьку догадываться. Дальше - больше, наконец, я пришел к решению, а оно повлекло за собой совершенно поразительные выводы. Правда, вчерашний вечер показал, что эти выводы не совсем верны.
- Он-то-ло-ги-я, - проговорил Мерсон. - Что-то я такое слышал, но не могу припомнить...
