Он перешел пустынную дорогу и — действительно! — уткнулся в железную дверь, над которой висела аляповатая вывеска: “ПРОДУКТЫ”. Он толкнул дверь, но она не шелохнулась. Толкнул сильней, приналег плечом. Дверь не поддавалась, ее словно бы заклинило. Заперто?
Он отступил на шаг. Возле металлического косяка был помещен под стекло листок бумаги, на котором, помимо всего прочего, значилось, что магазин работает без перерывов на обед. И, значит, сейчас он должен быть открыт. Стас вновь ткнулся в закрытую дверь. И вдруг его осенило. Он криво усмехнулся, взялся за ручку и потянул на себя.
Досадуя на собственную глупость — счастье, что никто не видел, как он борется с этой несчастной дверью!
Стас вошел в темный полуподвальный магазинчик, больше похожий на каземат — слишком низкий там был потолок, и стены сдвинулись так тесно, что невольно перехватило дыхание.
Он купил полторы буханки черного, пачку соли, а вместо сдачи взял китайскую зажигалку, сунул все в рюкзак и, улыбнувшись на прощание молоденькой симпатичной продавщице, выбрался на свободу!
— Не подскажете, как быстрей выйти из города? — обратился Стас к проходящей мимо старушке.
— А вам куда надо?
— На запад, — он вспомнил слова Степана Ильича и уточнил: — В Сидельниково.
— А-а… — старушка задумалась. Махнула рукой, указывая направление: — Быстрей всего по окружной дороге будет. Надо вам по этой улице спуститься и на третьем перекрестке повернуть направо. Потом прямо, до пруда, мимо пятиэтажек, а там уже дорогу видно будет. Около нее лесопилка стоит, ее издалека видать.
— Спасибо, — сказал Стас.
— На здоровье. — Старушка улыбнулась ему, и они разошлись, довольные друг другом.
Часы показывали половину четвертого. До конца срока, отведенного участковым, оставался целый час. Но Стас решил времени зря не терять и отправился по маршруту, подсказанному улыбчивой старушкой. Он отсчитал три перекрестка, повернул направо и долго шел прямо. Так долго, что начал сомневаться, верное ли направление выбрал. Кругом теснились одноэтажные щитовые домики, прячущиеся за высокими глухими заборами. Иногда из-за дощатых изгородей, почуяв чужака, глухо, словно просту-женно, лаяли псы. Улица была пустынна, и уточнить дорогу было не у кого. Единственное, что заставляло Стаса по-прежнему держаться выбранного направления, так это далекие крыши пятиэтажек, периодически выглядывавшие в узкие промежутки меж заборов.
А потом он увидел пруд — затянутый тиной небольшой водоем, у берегов поросший высоким тростником. Дома здесь расступились шире, и панельные пятиэтажки вдруг оказались совсем рядом.
Он, уже не боясь заблудиться, направился к ним и вскоре вышел на захламленный пустырь, больше похожий на городскую свалку. Дорог здесь не было, только множество пересекающихся, сплетающихся тропочек. Стадо пятиэтажек паслось на противоположной стороне пустыря. Ему надо было туда, но…
На пути, занимая стратегически важную точку на пересечении протоптанных дорожек, стояли люди.
Интуиция подсказывала, что с людьми этими лучше не встречаться.
Но Стасу надо было к пятиэтажкам. Через полчаса он должен оказаться за пределами города, и не только потому, что так велел Степан Ильич, но и потому, что он надеялся до наступления вечера попасть в Сидельниково и, если получится, остаться там на ночлег.
Стас решил обойти подозрительную компанию стороной, по краю пустыря. Он было двинулся по одной из тропочек, но тут же понял, что его заметили.
— Эй, парень! — окликнули издалека.
Он остановился, решая, что делать: бежать? куда?
— Что? — откликнулся он.
— Поди сюда! — лениво позвали его.
— Зачем?
— Поговорим!
“Сегодня все зовут меня поговорить, что за день?” — усмехнулся про себя Стас. И крикнул:
— О чем?
— Чего орать-то через всю площадь? Поди сюда, говорю!
— Площадь, — усмехнувшись, негромко повторил Стас. — Это у них называется “площадь”.
В компании было шесть человек. Это много. Двое малолеток — наверное, нет еще и пятнадцати, — а вот остальные выглядят взрослей.
— Пойдем, пойдем, — сказали совсем близко, за спиной, и Стас, вздрогнув, оглянулся. Он не услышал, как сзади подошли еще двое, похожие друг на друга, словно братья, — руки в карманах, кривые ухмылочки, мятые кепки, надвинутые на прищур глаз. — Боишься, что ли?
