Наши, да и не наши предки в разных концах света строили крепости по схожему принципу. Сперва неприятелю преграждал путь ров с водой. За ним стена, обычно каменная, с зубцами, башнями и бойницами. У такой стены был один недостаток: на ней держали оборону сотни, а то и тысячи воинов, из которых далеко не каждый готов был безропотно умереть за интересы князя или иного вождя. Осаждающие то запугивали, то подкупали, и иногда у них получалось ворваться внутрь крепости. Но там их, чаще всего, ждала другая стена, периметром поменьше, зато защитники там были покруче. Если же и эта стена не выручала, оставалась последняя линия обороны, цитадель, крепость внутри крепости, размером небольшая, и отстаивала ее малая кучка бойцов — но каждый из этих воинов был проверен годами и битвами, и все друг друга знали, и все друг другу верили, и понятие измены у них не существовало. Тут дрались до последнего.
Долгий опыт стран и народов показал, что даже для простого выживания у каждого человека должна быть последняя линия обороны. В детстве это родители. Потом выросшие дети сами становятся для своих стариков последней линией обороны. Семья, самые близкие друзья, самые верные одноклассники, соседи, которые надежней родственников. Хорошие люди идут по жизни тесным кругом, а что случись, мгновенно становятся спина к спине, и эту стенку проломить невозможно.
Когда великий физик Лев Ландау попал в страшную катастрофу, после которой выжить практически нереально, друзья, многочисленные ученики и столь же многочисленные коллеги со всей Европы сплотились для его спасения. Они, сменяя друг друга, дежурили в больнице, где он лежал без сознания, доставали лекарства, которые в ту пору было немыслимо достать — и ведь вытащили гениального ученого с того света. До конца он, к сожалению, не оправился, но несколько лишних лет на земле последняя линия обороны для него у судьбы вырвала.
Театральный критик Александр Демидов в одном из московских институтов взялся вести театральный кружок, который, быстро и ярко развиваясь, перерос в первый российский эротический театр. В те годы само слово «эротика» было почти запретным. Но театр Демидова выстоял, наверное, потому, что самодеятельные актеры защищали его, как осажденную цитадель. Александр Павлович непрерывно курил, от легких остались одни ошметки, это его и сгубило в неполных пятьдесят. У гроба стояли все актеры, в их числе последняя жена и две любовницы — все трое плакали, обнявшись. Вот такая красивая и завидная была последняя линия обороны.
А самая прочная цитадель, какую я видел, была у Роберта Рождественского. Он был очень хороший человек, помог в жизни великому множеству людей, и чаще всего они становились его друзьями. Дом Роберта и Аллы всегда был набит гостями — я поражался, как они выдерживают это многолюдье. Но для них жизнь в толпе друзей была абсолютно органична. И вот что интересно: Роберт умер от тяжелейшей болезни, а последняя линия обороны осталась. Друзья поэта сами передружились, и до сих пор встречаются, помогая друг другу, как когда-то им помогал Роберт или они помогали ему.
Порой человек не успевает, или не способен, или не хочет создать последнюю линию обороны, и это опасно: в кризисный момент некому стать с ним спиной к спине. Необходимость в таком конечном рубеже может и не возникнуть, или потребуется он один раз в жизни. Но этот единственный раз может оказаться роковым.
Вот так, наверное, вышло у Витальки. Начал строить свою цитадель, а потом передумал или отложил на будущее. Ведь никто не знает, когда ему позарез понадобится последняя линия обороны.
Где-то лет в двадцать, на третьем или четвертом курсе института, я стал серьезно задумываться над тем, чем впоследствии стала заниматься полупризнанная наука с ученым названием «футурология». Страна была голодная, зарплаты нищенские, полки в магазинах пустые, очереди за целлюлозной колбасой километровые, сельские учителя снимали углы в убогих избах с земляными полами, даже в Москве три четверти жителей ютились в подвалах, бараках или безразмерных коммуналках, миллионы ни в чем не повинных людей валили лес за колючей проволокой — а я, не вникая в эти «временные трудности» и не имея ни малейшего представления о том, как живет народ в иных странах, размышлял о светлом будущем всего человечества. В общем, нормальный дурак с комсомольским билетом.
