Каждый пишущий пишет для кого-то. Для начальника, для сослуживцев, для друга, для любимого человека, для ребенка, чтобы прочел, когда подрастет, в конце концов, для себя самого. Опытный литератор, крутой профессионал, видит перед собой всех сразу: и издателя, и критика, и книгопродавца, и читателя, который не пожадничает перед лотком с книгами. Ильф и Петров, когда писали, не были крутыми литературными профессионалами, вообще, не были профессионалами — в большой прозе они были дилетантами. И в качестве первых читателей представляли себе, скорей всего, привычную компанию приятелей: сотрудников ведомственной газеты «Гудок». То есть, молодых ребят, талантливых, остроумных и, как сейчас сказали бы, отвязных. Таких, как Юрий Олеша или Михаил Булгаков — ведь и они в ту пору кормились журналистикой.
А первый, самый главный читатель, на оценку которого и ориентируется автор, значит в судьбе будущего произведения колоссально много. Молодой Мопассан яростно работал над каждой фразой, зная, что читать ее будет Флобер. Андрей Вознесенский с четырнадцати лет не мог не думать о том, что любое его стихотворение попадет на глаза Пастернаку.
Нужно уметь выбирать первого читателя…
Ильф и Петров вместе составляют великого писателя. А Ильф сам по себе — он кто?
Причудливая фигура в нашей изящной словесности. Половинка гения. Странная позиция, не так ли?
Увы, с этим ничего не поделаешь. Так карта легла. Так жизнь сложилась.
ПРОРОКАМ КОМАНДИРОВОЧНЫЕ НЕ ПОЛОЖЕНЫ
Итак, случилось то, чего уже несколько лет, с той самой неожиданной операции в Калифорнии, страшились многие из нас. Не знаю, в землю или на небо ушел Булат, но одно несомненно: дальше нам предстоит жить без него. И, значит, надо выполнить необходимую работу остающихся — до конца осознать, что мы имели, чего лишились, и что останется с нами на веки вечные.
* * *
Все, что не принято при жизни, над гробом можно — тот самый случай, когда трезвые люди щедры на похвалу. Президент и премьер выразили скорбь по поводу утраты знаменитого поэта. Что же, эта осторожная формулировка абсолютно верна: за всю историю России при жизни были столь же популярны разве что Евтушенко, Высоцкий да в годы войны — Симонов. Классикам прошлого везло меньше: необычайно успешная книжка Некрасова разошлась тиражом аж в тысячу пятьсот экземпляров, а песни Окуджавы при всех цензурных гонениях слушали, пели и знали наизусть десятки миллионов людей. Друзья и коллеги в прощальных статьях называли Булата великим — и это тоже правда: поэта, столь мощно влиявшего на общественное сознание треть века, иначе и не назовешь. В Вахтанговском, на гражданской панихиде, кто-то не совсем уверенно произнес слово «гений». На мой взгляд, титул полностью заслуженный — но тут уже надо доказывать.
Знаменитый, великий, гений — прекрасные слова. Но они как ордена, а Булат в орденах не нуждался. Кто сумеет представить его в сверкающем наградами парадном мундире? Правда, в последние годы государственные и культурные власти принялись наперегонки наделять поэта разными регалиями, которые Булат деликатно принимал. Но суть процедур была понятна: это не Окуджаву одаривали своим благосклонным вниманием, это разные почтенные комитеты и жюри торопливо награждали Окуджавой себя, справедливо полагая, что рядом с Булатом и их заметят и оценят. Ну, повторим — да, знаменитый, да, великий, да, гений. И что? Знаменитых много, и великих порядочно, даже гениями Россия не обижена. Но ведь было в Булате нечто единственное, присущее только ему, выделявшее его в ряду поэтических гигантов от Пушкина до Бродского. Линейные корабли не ходят кильватерной колонной, каждый — передовой. И у каждого свой маршрут и своя задача. К сожалению, не дублируются. Незаменимы.
Окуджава решал свою уникальную задачу и, на наше счастье, решил.
* * *
Впервые имя Окуджавы я услышал от поэта Володи Львова, вскоре трагически погибшего — тридцати пяти лет от роду он утонул в бассейне «Москва». Володя сказал, что у него есть приятель, который не только пишет интересные стихи, но и делает из них песенки и сам поет под гитару. Эта информация сразу настроила меня резко против незнакомого стихотворца. Высокое искусство поэзии и пошлая гитара?! В довершение всего Володя попробовал воспроизвести какую-то песню Булата, кажется, «Синий троллейбус». Слова он путал, мелодию врал… Словом, вышло точно по одесскому анекдоту:
