И все же он вскрыл вену.
Заструилась кровь. В неярком свете она казалась черной. Он поднес запястье к губам Таммит, и жидкость потекла ей в рот.
Ничего не произошло. На миг ему почудилось, что она осознанно противится его попыткам, и эта мысль, какой бы безумной она ни казалась, все равно пробудила в нем гнев.
Барерис размазал кровь по своим собственным губам, но решил, что и этого будет недостаточно. Он расцарапал рот острием ножа, чтобы приток свежей крови не прекращался ни на секунду. Затем, чрезвычайно осторожно, чтобы не отделить голову от тела, он наклонился и поцеловал Таммит.
* * *
Очнувшись, Таммит ощутила острую боль в шее. Что–то мягко касалось её губ, а во рту чувствовался медный привкус крови. Она ничего не видела и не могла вспомнить, где находится и что с ней произошло.
Она знала только одно — её жажда была просто сокрушительной, а тот, кто сейчас кормил её кровью, кем бы он ни был, делал это слишком медленно. Она попытался схватить его, но руки отказались ей повиноваться. Она осознала, что вообще не чувствует тела ниже источника боли в шее.
Потому что, как она внезапно вспомнила, сотворенное Ксингаксом чудовище откусило ей голову. Ей стало интересно, находится ли её тело где–то неподалеку, и она ощутила укол страха — вдруг это было не так или на этот раз ей не удастся вновь обрести целостность? И тогда словно для того, чтобы удовлетворить её любопытство, она почувствовала, как плоть и кости в её шее начинают срастаться, соединяя голову с телом. В искалеченной Ксингаксом руке вспыхнула боль.
Когда кровь вновь начала циркулировать по её телу и к Таммит вернулась способность видеть, абсолютная темнота сменилась размытыми пятнами света и тени. Когда её зрение обострилось, она увидела, что к жизни её возвращает Барерис. Возвращает кровавыми поцелуями.
Когда он поцеловал её снова, она ответила, и он отпрянул, радостно и недоверчиво уставившись на неё. При виде его улыбки Таммит почувствовала стыд и сожаление. У тебя нет причин быть счастливым, подумала она. Я уничтожила тебя. Я стану твоей смертью. Затем очередной приступ жажды отмел эти мысли в сторону.
Подтащив его к себе, она принялась облизывать и обсасывать его губы. Текущей из них крови было все равно недостаточно, и это лишь раздразнило её. Удостоверившись, что её тело достаточно окрепло и от резкого движения не развалится на две части, она взглядом поискала иной источник живительной влаги
И увидела рану на его запястье. Вытекшей из неё кровью были измазаны и она, и он, и стол, на котором она лежала. Но Таммит осознала, что и этого ей окажется недостаточно. Ей был необходим более близкий контакт. Потому что на этот раз она жаждала не просто его крови. Она жаждала полностью с ним слиться.
Скользнув губами по шее барда, Таммит вонзила клыки в пульсирующую вену и принялась срывать с него одежду. Когда Барерис осознал, что было у неё на уме, то тоже принялся её раздевать.
Их тела яростно сплелись. Возбуждение уносило её все выше и выше, и через некоторое время она почувствовала, как бешено колотится сердце Барериса, которое, несмотря на чрезвычайную нагрузку, пыталось поддерживать жизнь в его теле.
Хорошо. Пусть оно взорвется. Пусть он умрет. Его смерть станет ступенькой на пути к триумфу, к которому она так стремилась.
И все же мысль о его гибели была невыносима.
Некогда в подобной ситуации её вампирские инстинкты непременно взяли бы над ней верх. Сейчас они оставались все так же сильны, но у неё было десять лет на то, чтобы научиться их контролировать. Хотя это и оказалось сложнее всего, что она когда–либо делала, она заставила себя остановиться и, вытащив клыки из его шеи, облизала раны, чтобы те поскорее затянулись.
В тот же миг он потерял сознание и завалился на неё, обмякнув, словно мертвый. Она выбралась из–под его тела, устремилась к двери и начала звать на помощь.
* * *
Когда глаза Барериса распахнулись, он обнаружил, что кто–то отнес его в настоящую кровать. Рядом с ним, держа его за руку, сидела Таммит. Её пальцы оказались так же холодны, как и обычно. Она снова была полностью одета.
