Она улыбнулась и закрыла глаза, целиком отдаваясь счастливому дремотному состоянию.
Постепенно сон окутал ее своим мягким коконом, даря радостные видения, помогая забыть тревоги повседневности и притупляя память о той страшной трагедии, что привела ее на ранчо и… в объятия Коди Фарлоу.
Она не знала, сколько пролежала в сладостном забытьи. Время словно остановилось. Но вот ей вновь захотелось прижаться к нему покрепче, и она протянула руку туда, где он только что лежал, но вместо его плеч нащупала плотную ткань джинсов.
Ее глаза широко открылись; она резко села, и тонкое одеяло соскользнуло с ее обнаженной груди. Волосы девушки разметались, а во взгляде застыли тревога и недоумение.
— Привет, — сказал Коди, наклоняясь и целуя ее в губы. — Что случилось, дорогая? Приснился дурной сон?
Он сидел, прислонясь к дереву, с чашкой кофе в руках. На нем были только джинсы — рубашка по-прежнему лежала рядом с остальной одеждой. Его взъерошенные волосы упрямыми прядями падали на лоб.
Шелби почувствовала, что в ней снова поднимается желание. Ей опять хотелось заняться с ним любовью, ощутить его внутри себя, слиться с его телом…
— Я… я и не заметила, как уснула, — пробормотала Шелби, кутаясь в одеяло. При мысли о том, что он смотрел на нее, пока она спала, ей стало неуютно. Ей казалось, что таким образом он мог проникнуть в ее душу и узнать то, что ему не следовало знать.
— Мы оба спали. Просто я проснулся чуть раньше тебя.
Он склонился к еще тлевшим углям костра, снял с них котелок с кипящей водой и, налив еще одну чашку кофе, протянул ее Шелби.
Она вдохнула терпкий аромат и осторожно отхлебнула раскаленный напиток.
Коди снова привалился к дереву; его рука ласково легла ей на плечо.
Ее опять пронзила дрожь желания.
— Иди ко мне, дорогая, — негромко сказал он, и в его тоне слышались одновременно и мольба, и приказ.
Она нырнула в его объятия, и ее окутала пряная волна запаха распаленного страстью мужского тела.
Шелби прислонилась спиной к его груди; ее голова легла ему на плечо. Коди положил ей руку на талию и властным движением прижал ее к себе. Впрочем, она ничего не имела против…
Шелби умиротворенно вздохнула и обратила свой взор на черное полотно бескрайних небес, на котором вспыхивали мириады сверкающих бриллиантов ярких звезд и бледным золотом мерцал тонкий новорожденный месяц. Легкий ветерок доносил звуки ночи: уханье совы, убаюкивающее бормотание воды в ручье и неясное пение далеких голосов в лагере.
Шелби и не подозревала, что возможно такое счастье, что ее душа может чувствовать такое умиротворение…
Внезапно тишину прорезал тоскливый вой. Она вздрогнула и резко села; в ее широко распахнутых глазах застыла тревога.
— Коди, там волк!
Ответом ей был его негромкий смех. Он снова прижал ее к себе, но тело девушки оставалось напряженным — в любую секунду она готова была вскочить и броситься бежать.
— Это всего лишь койот, Шелби. Он не причинит нам вреда.
Вой повторился, и на этот раз ему ответил другой койот.
— Ты уверен? Коди, я имею в виду, действительно ли ты уверен, что они не опасны?
— Так же как и в том, что утка умеет плавать.
Шелби снова устроилась в его объятиях, но на душе у нее было неспокойно.
— А есть здесь кто-нибудь еще? — спросила она дрогнувшим голосом, вглядываясь в окружавшую их тьму. Сосновый лес и луг уже не казались ей такими очаровательными, как еще совсем недавно. — Медведи, например? Коди, в Монтане есть медведи? Я читала, что они нападают на людей… А пумы? Здесь водятся пумы?
— Да, но людей они обычно не трогают. А если и трогают, то только по вине самих людей.
Она быстро оглядела землю вокруг себя, и ее лицо исказилось от страха.
— О Боже, а тарантулы? Я их до смерти боюсь!
Шелби вздрогнула и еще крепче прижалась к нему.
Коди прислушивался к ее встревоженному голосу, чувствовал напряженность ее тела, которую не могли снять даже его объятия, и проклинал себя за то, что сделал именно то, чего должен был избежать любой ценой.
Он был, безусловно, прав в отношении Шелби: ей здесь не место, и этот нелепый страх перед живностью, которой рядом и в помине не было, лишь подтверждал это. Он утратил бдительность, позволил ей сломать барьер, которым отгородился от чувств и волнений. Это было ошибкой.
