– Как мне приятно сознавать, дитя моё, что вас влечёт к себе гигиена! Поверьте, что здесь к вашим услугам будут новейшие антисептические препараты и что у ваших ног будут куриться ксерол, тимол, лизол, подобно изысканному современному ладану… Не снять ли вам шляпку? Конечно, Льюис[6] – великий человек, но вы похожи на даму, пришедшую с кратким визитом. И чернобурку тоже… Видите, я складываю всё это вместе с перчатками на маленьком столике в секции модной одежды.
Минна смеётся, чувствуя себя легко и непринуждённо: «Разве смог бы маленький Кудерк так позабавить меня, разве сумел бы заставить забыть о цели моего прихода… Однако пора всё-таки завершать дело!..»
И – поскольку она именно за этим пришла, не так ли? – шляпкой всё только начинается: Минна действует методично, расстёгивает пояс из тонкой кожи, и к ногам её падает верхняя плиссированная юбка, а затем нижняя из белого батиста… Вот она уже в панталонах и, прежде чем оглушённый Можи успевает вымолвить хоть слово, непринуждённо выпрямляется, давая рассмотреть себя. Узенькие панталоны, бросающие вызов моде, обтягивают изящные бёдра, открывая безупречные колени…
– О Боже! – вздыхает пунцовый Можи. – Неужели это всё для меня?
Она отвечает ребяческой гримаской и присаживается на диван, не ощущая ни малейшей неловкости и не позволяя себе ни единого вульгарно-непристойного жеста. Жёлтый свет золотит скользящую вниз линию плеч, бросает зеленоватый отблеск на розовый атлас корсета. Бусы из жемчуга размером с рисовое зёрнышко переливаются над двумя крохотными трогательными выступами…
Можи, сидящий рядом, покашливает, всё больше багровея. От Минны к нему волнами идёт запах лимонной вербены, и он сглатывает сладковато-кислую слюну… Ему принесли в дар то, о чём он не смел просить, но он не чувствует себя удовлетворённым. Его приводит в замешательство эта холодная спокойная девочка: у неё такой же отсутствующий вид и почти заискивающая улыбка, как у малолетней проститутки, выдрессированной гнусной матерью… Минна сняла свои розовые подвязки. Корсет и панталоны сейчас также отправятся в секцию модной одежды… Зябко поведя плечами, она сбрасывает бретельки сорочки и выгибается, обнажённая до пояса, явно гордясь своими маленькими, широко расставленными грудками и желая быть «более женственной». Она тянется к Можи, и тот осторожно прикасается к безгрешным цветкам сосков. Целомудренная Минна даже не шелохнулась. Он обнимает одной рукой покорную талию, чтобы ощутить нервно-протестующее передёргивание или лестное содрогание… но ничего нет!
– Маленькая ледышка! – шепчет он.
Он слегка откидывается назад, и Минна, лёжа у него на коленях, обхватывает его за шею руками, как сонный ребёнок, которого сейчас понесут в кроватку. Можи целует золотые волосы, внезапно умилившись простодушной лаской обнажённой девочки, склонившей голову ему на плечо не столько с нежностью, сколько со смирением… Какая прихоть судьбы бросила ему на колени это узенькое тело, которое он баюкает…
– Мой бедный ягнёночек, – бормочет он между поцелуями. – Вы ведь не любите меня, правда?
Она отнимает от его плеча всё такое же бледное лицо, глядит на него своими серьёзными глазами:
– Да нет же, люблю… Больше, чем я думала.
– До безумия?
Она лукаво смеётся и, извиваясь подобно ужу, начинает тереться своей нежной кожей о шевиотовой пиджак, о жёсткие металлические пуговицы…
– Никому ещё не удавалось довести меня до безумия.
– Это упрёк?
Он поднимает её, будто куклу, и она чувствует, что её несут в более укромный уголок… Она цепляется за него, неожиданно испугавшись:
– Нет, нет! Прошу вас! Пожалуйста! Только не сейчас!
– Что такое? Бобо? Нездоровится?
Минна, закрыв глаза, шумно дышит, и крохотные груди её подрагивают. Она словно пытается сбросить с себя какую-то тяжесть… Потом она всхлипывает, и в потоке слёз замирает дрожь её тела, которую явственно ощутил Можи. Крупные слёзы повисают светлыми прозрачными каплями на опущенных светлых ресницах, а затем медленно скатываются, не оставляя мокрого следа, по бархатистым щекам…
Впервые в жизни Можи чувствует, что ему не хватает опыта общения с очень молоденькими женщинами…
