Учитель, один из парней в черных штанах, выкрикнул какое-то слово, и весь класс замер и отвесил вежливый поклон. Потом учитель крикнул кокю доза, и они разделились на пары и уселись друг против друга. Один вытянул руку, другой взял его за запястье, и они начали отжимать один другого. Тоцци поведал ему и об этот упражнении. Это было не соревнование, когда люди меряются силой рук. Это был способ проверить себя, сосредоточиться и найти свою «точку», место пониже пупка, откуда якобы исходит вся энергия человека. Так, по крайней мере, утверждал Тоцци. Гиббонс не верил в подобную чепуху, но Тоцци верил. Во всяком случае, говорил, что верит. Гиббонс взглянул на часы. Половина десятого. После такого дня, как нынешний, Тоцци была нужна его «точка». Или хотя бы бутылка спиртного.
Минут пять все отжимали друг друга – то влево, то вправо, – после чего учитель объявил, что занятие окончено. Сидя на коленях, они выровнялись в одну линию и поклонились стене, на которой висела гравюра с изображением трех японцев; затем учитель повернулся и поклонился классу, а ученики поклонились ему, восклицая: «Благодарю вас, сенсей». Учитель встал и отошел в угол мата, попросив всех поклониться друг другу. Что они и проделывали очень серьезно и вежливо. Просто чертовски вежливо для людей, которым так нравится шмякать друг друга об пол.
Гиббонс увидел, как Тоцци отошел в угол мата, еще раз поклонился японцам на стене и надел сандалии. И тут их взгляды встретились. Казалось, Тоцци был не слишком удивлен, увидев своего напарника. Впрочем, и не слишком обрадован.
Подходя к нему, Тоцци вытер рукавом лоб.
– Валери в больнице...
– Я уже знаю. Они говорят, что с ней все будет в порядке.
Тоцци вскинул брови и пожал плечами.
– Да... так они говорят.
– Я слышал, что она сказала, будто не желает тебя видеть. Она наверняка так не думает. Она, наверное, еще не пришла в себя после наркоза, да еще боль и все такое. Она, конечно, так не думает.
Тоцци ничего не ответил. Он явно не верил в это. Гиббонс надел шляпу. Ему было жаль беднягу, но разыгрывать из себя доброго дядюшку он не собирался. Ему и своих проблем хватало.
– Иди одевайся. Нам нужно повидать кой-кого. По поводу боксерского поединка.
– Поединка? О чем ты?
– Скорей одевайся. Я буду ждать тебя в машине.
Тоцци покрутил головой и тяжело вздохнул.
– Дело Нэша для меня закончено. Сегодня Иверс отстранил меня от расследования. Ты что, забыл?
Гиббонс нахмурился и пожал плечами.
– Ну и что с того?
Тоцци с любопытством взглянул на него.
– Ты что-нибудь разнюхал?
– Иди одевайся. Хорошо?
– Скажи, что ты откопал?
Гиббонс уставился в потолок.
– Говорю тебе, не теряй время.
Вид у Тоцци был уже не такой печальный.
– Хорошо, хорошо. – Он повернулся, чтобы идти в раздевалку. – Ну намекни хотя бы!
– Нет.
– Ну, Гиббонс, пожалуйста.
– Иди одевайся.
– Ладно. – Тоцци направился к раздевалке, но снова остановился. – Скажи, как ты догадался, что я здесь?
Гиббонс широко ухмыльнулся.
– Разве ты не знаешь, что я без ума от своей работы. Больше всего на свете я люблю выслеживать ублюдков вроде тебя. А теперь поторапливайся. Нам предстоит долгое путешествие.
Тоцци усмехнулся и направился в раздевалку. Улыбка не сходила с его лица.
С ним все будет в порядке, подумал Гиббонс.
– Слушай, Гиб, я сойду с ума от этого запаха.
Гиббонс поглядел на Тоцци, растянувшегося на светло-коричневом диване в приемной – ноги на подлокотнике, под головой свернутая кожаная куртка.
– Какого запаха?
– Больничного. Меня тошнит от него. Вчера целый день в больнице у Вэл, потом целую ночь тут. Торчим здесь, чтобы повидать Гонсалеса. Я больше не могу. Мой нос этого не выдержит.
Гиббонс ничего не ответил. Он сидел, ссутулившись в кресле, положив ноги на журнальный столик и подперев кулаком щеку. Он четыре часа провел в машине, слушая бесконечные причитания Тоцци о том, как он любит Валери, как ненавидит Иммордино, как важна для него сейчас «энергетическая точка», потому что он любит Валери, и поэтому всадит Иммордино пулю в лоб за то, что тот сделал с Валери... О Боже, всю дорогу крутил свою шарманку.
