– А как вел себя Тоцци?
– Доставлял всем кучу хлопот.
– В каком смысле?
Моран снова хохотнул.
– Похоже, он совершенно перестал что-либо соображать, когда приехал в больницу. Кричал, как сумасшедший, чтобы его пустили к ней. Персоналу не оставалось ничего другого, как вызвать полицию. Тогда он принялся качать права, заявил, что он агент ФБР, предъявил удостоверение и прочее. Те сказали, что ничего не предпримут, пока во всем не удостоверятся, и потребовали, чтобы он отдал оружие, пока не закончится проверка. Можешь себе представить, что тут началось.
Гиббонс закрыл глаза. Он был рад, что его там не было.
– Мы подтвердили, что он тот, за кого себя выдает, и полицейские вернули ему пистолет, но стали настаивать, чтобы он пошел пить кофе, потому что медсестры устали и больше не в силах выносить его присутствие. Он не подчинился даже после того, как врачи уверили его, что этой Рейнор уже сделали операцию и с ней все в порядке. Он твердил, что непременно должен повидать ее, больничные сестры говорили, что это невозможно, по крайней мере до утра. И что, ты думаешь, сделал Тоцци? Он стал просить старшую сестру пойти в реанимацию и передать записочку. Он хотел, чтобы Рейнор знала, что он тут и желает ее видеть, что он любит ее, и прочая ерунда. Старшая сестра вернулась минуты через две. Она передала записочку, но Рейнор, похоже, вовсе не пришла в восторг, получив ее. Как мне сказали, она попросила старшую сестру сказать Тоцци, что он может убираться ко всем чертям и что она не жаждет видеть его. Ни сейчас, ни после. Вероятно, в этот момент она была очень слаба, ее мониторы запищали как безумные. Дежурный врач выбежал на сигнал тревоги – или как это у них там называется – и дал ей успокоительное. После чего вернулись полицейские и все-таки настояли на том, чтобы Тоцци сходил выпить кофе и не появлялся тут некоторое время. Это случилось сегодня днем, около половины четвертого.
Гиббонс представил себе, как Тоцци выходит из госпиталя, в первый раз с самого утра оказывается на улице, солнце слепит глаза, и он не знает, куда идти и что теперь делать. Понимает, что Иммордино где-то поблизости, выслеживает его, вне себя от ярости, готовый покончить с Томаззо, разделаться с ним после двух неудач. Тоцци, вероятно, едет в Хобокен, в свою квартиру, размышляя, как удалось Иммордино пронюхать о том, что он не телохранитель, а агент ФБР. Тоцци начинает нервничать, как говорится, зацикливается. Он решает, что Иммордино преследует его, что его люди наблюдают за ним, поджидая подходящего момента для нападения. Значит, он не должен оставаться в одиночестве и направляется сюда, на занятия айкидо. Что ж, вполне логичное решение. Тоцци говорил, что любит посещать тренировки, когда у него неспокойно на душе. Утверждал, что чем хуже чувствуешь себя, падая на мат, тем полезнее занятие. В таком случае, сегодня оно было чрезвычайно полезным, потому что после случившегося он, вероятно, ощущает себя мешком с дерьмом. Несчастный ублюдок.
Гиббонс поглядел в дверь и увидел, как Тоцци снова с грохотом рухнул на мат. Гиббонс опять невольно вздрогнул. Но Тоцци и на этот раз резво вскочил на ноги и побежал в конец цепочки. Чувствовал он себя при этом, наверное, чудовищно.
– Ты меня слышишь. Гиббонс?
– Слышу.
– Тоцци, должно быть, дома, – сказал Моран. – Передать ему что-нибудь от тебя?
– Нет, спасибо, все в порядке.
– С твоим напарником хлопот полон рот. Гиббонс.
– С тобой тоже, Моран.
– Ты занимаешь линию. Что-нибудь еще нужно? Могу я быть чем-то полезен?
– Да.
– Что нужно сделать?
– Пойди и засни снова.
– Пошел ты к черту.
Послышались гудки, и Гиббонс положил трубку. Тоцци снова стоял первым в цепочке, но на этот раз он поклонился учителю и занял его место на середине мата. Теперь был его черед бросать других. Он стоял, вытянув вперед руки и ожидая, когда очередной безумец схватит его за запястья, а он грохнет его об пол, как перед тем грохали его самого. Гиббонс заметил, что на Тоцци оранжевый пояс, но Гиббонс сразу же отключался, едва только Тоцци принимался превозносить чудеса айкидо. Вид у него сейчас был отличный. Не такой потрясающий, как у парня в черных штанах, но куда лучше, чем у остальных оранжевых поясов. Он сделал несколько мягких движений, и нападавший с отменным грохотом шмякнулся на мат. Вот только все это почему-то казалось инсценировкой. Не только действия Тоцци – вообще все. Гиббонсу всегда казалось, что эти броски и падения искусно разыгрываются. Тоцци соглашался, что у зрителя может возникнуть такое ощущение, но уверял, что, если действовать правильно, приемы отлично срабатывают. И все же Гиббонс не мог понять его влюбленности в айкидо. Ладно, Тоцци, он всегда был со странностями, но что привлекает сюда всех остальных? В чем тут причина?
