Он вдруг наклонился и поцеловал меня в кончик носа.
Я ужасно смешалась и торопливо вскочила на ноги, пробормотав:
— Мне на самом деле пора бежать.
Мы скоро подружились, и дружба эта приносила мне огромную радость. Я почему-то вообразила себя этакой светской дамой, опытной, способной справиться с любой ситуацией. На самом деле весь мой жизненный опыт ограничивался школой с ее правилами и нормами и родительским домом, где меня все еще считали ребенком, а общалась я в основном с посетителями мастерской. И, конечно же, я сделала то, что менее всего походило на поведение светской и опытной дамы — влюбилась в первого попавшегося мужчину, который оказался непохожим на других, с которыми мне доводилось встречаться. Впрочем, когда Рок Пендоррик брался очаровать вас, против него устоять было трудно, а меня он очень хотел очаровать.
Он наведывался в мастерскую каждый день, часто брал в руки терракотовую фигурку и любовно поглаживал ее.
— Когда-нибудь она будет моей, — сказал он однажды.
— Папа не продаст ее.
— Я никогда не сдаюсь и не теряю надежды.
И глядя на решительную линию его подбородка, на сверкающие темные глаза, в это легко было поверить. Он был из тех, кто привык брать от жизни все, что хочет, и противостоять ему в этом было почти невозможно. «Именно поэтому, — подумала я, — он так желает получить эту вещь. Потому что не может смириться с отказом».
Он вскоре все же купил бронзовую Венеру.
— Только не думайте, что я отступился от той, другой, — предупредил он меня. — Я получу ее, вот увидите.
Его глаза упрямо и озорно блеснули, и мне показалось, что, быть может, он говорил не только о статуэтке.
Мы много времени проводили вдвоем — купались в море, гуляли по острову, выбирая по возможности места, куда не особенно заглядывали туристы. Рок нанял двух лодочников-неаполитанцев, и мы проводили чудесные дни в лодке. Я любила сидеть на корме, опустив руку в прозрачную изумрудно-бирюзовую воду, и слушать арии из итальянских опер, которые с чувством распевали Джузеппе и Умберто, глядя на нас с тем особым, довольным и снисходительным выражением, с каким итальянцы обычно смотрят на влюбленных.
Несмотря на то, что Рок был смуглым и темноволосым, в нем было что-то чисто английское, так что Джузеппе и Умберто сразу определили его национальность. Вообще эта способность местных жителей безошибочно определять, откуда человек приехал, часто удивляла меня. Мою национальность узнать труда не составляло. За местную меня никогда не принимали, несмотря на то, что я выросла на острове. У меня были белокурые волосы с платиновым оттенком, отчего они казались еще светлее, светлые глаза, которые, как морская вода, меняли свой цвет от зеленого до голубого в зависимости от освещения и от того, во что я была одета, короткий вздернутый нос и не слишком маленький рот, полный отличных зубов.
За несколько недель нашего знакомства я так и не научилась понимать, что на самом деле думает и чувствует Рок Пендоррик. Порой я была совершенно счастлива сегодняшним днем, забыв о будущем, но временами, когда я оставалась одна — и особенно по ночам — я задумывалась, что же буду делать, когда Рок уедет. Тогда же я впервые испытала те мучительные сомнения, которые позже стали частью моей жизни и принесли столько страха и отчаяния. Часто его веселость казалась мне маской, за которой он прячет свои истинные чувства, и я нередко замечала в его взгляде, несмотря на всю его нежность, знакомое изучающее выражение. Он заворожил меня, и я готова была потерять голову, дай он мне хоть малейшую надежду на взаимность, и сомнения лишь разжигали мою страсть.
Как-то раз, еще в самом начале нашего знакомства, мы поднялись к вилле Тиберия. Никогда еще вид оттуда не казался мне столь восхитительным: Капри и Монте Соларо, Салернский залив от Амалфи до Пестума, Неаполитанский залив от Сорренто до Капе Мизена — все это я видела не однажды и хорошо знала. Но сейчас знакомая картина светилась новыми волшебными красками — потому что со мной был Рок.
— Вы когда-нибудь видели что-нибудь прекраснее? — не удержалась я.
Он, казалось, задумался, прежде чем ответить:
