— Какая очаровательная дама, — сказала я.
— Да. Это одна из Невест Пендоррика.
Опять эта странная фраза, которую я уже не в первый раз тут слышу.
— Какая красивая… и видно, что счастлива.
— Моя пра-пра-пра… не помню уж точно сколько раз пра-… бабушка. Она действительно была счастлива, когда писался этот портрет. Но умерла молодой.
Мне было трудно оторвать взгляд от портрета. Лицо молодой женщины притягивало меня.
— Рок, — продолжала Морвенна, — я подумала, что теперь, когда ты женился, ты захочешь занять «большую анфиладу».
— Спасибо, — сказал Рок. — Именно про нее я и думал.
Морвенна повернулась ко мне:
— Все части дома соединены между собой, так что не обязательно пользоваться отдельным входом, если не захочется, конечно. Ну, давайте поднимемся на галерею, и я вас провожу.
— Здесь, должно быть, сотни комнат.
— Восемьдесят. По двадцать в каждом крыле. Тут все кажется очень древним, хотя большая часть дома реставрирована. При реставрации постарались все сохранить в первоначальном виде. И еще: расположение комнат во всех крыльях одинаково, так что, зная свои владения, легко представить себе все остальные, только комнаты смотрят в другую сторону.
Морвена пошла вперед, мы с Роком, все еще держась за руки, двинулись за ней. Пройдя по галерее, мы через боковую дверь попали в коридор с прекрасными мраморными статуями в нишах.
— Не самое удачное время для осмотра дома, — сказала Морвенна. — Слишком мало света.
— Придется Фэйвел дожидаться утра, — добавил Рок.
Из окна был виден прямоугольный внутренний дворик внизу. Более прекрасных гортензий, чем те, что росли там, мне никогда еще видеть не доводилось. Я невольно остановилась, залюбовавшись.
— При солнечном свете цвет у них восхитительный, — сообщила Морвенна. — Им тут раздолье: много дождей и почти не бывает морозов, да и место хорошо защищенное.
Внутренний дворик был очарователен. Небольшой пруд с потемневшей от времени статуей Гермеса в центре, как я потом обнаружила, две пальмы, цветущий кустарник, растущий между каменных плит, которыми был вымощен дворик; несколько белых с золоченой резьбой скамеек — все это создавало впечатление, что вы очутились в прекрасном оазисе среди пустыни. «Чудесное место для уединения», — подумала было я, но тут же разочарованно заметила многочисленные окна со всех четырех сторон, как множество подглядывающих глаз. Рок объяснил, что во двор есть четыре входа — из каждого крыла.
Пройдя по коридору мы вошли в какую-то дверь, и оказались, как сказал Рок, в южном крыле — нашем собственном. Идущая впереди Морвенна распахнула дверь, и мы вошли в просторную комнату с огромными, во всю стену, окнами. Темно-красные бархатные шторы были раздвинуты, и моим взорам предстал сказочной красоты вид на море. Вскрикнув от радости, я бросилась к окну. Я стояла и смотрела на залив, на четко вырисовывающиеся на фоне вечернего неба утесы, на едва различимые отсюда острые скалы внизу. Запах моря и легкий шелест волн, казалось, наполняли комнату.
— Никто не обращает внимания на саму комнату, — послышался у меня за спиной голос Рока, — все сразу кидаются к окну.
— С восточной и западной сторон вид тоже очень красив, — добавила Морвенна.
Она щелкнула выключателем и яркий свет огромной люстры залил комнату. Повернувшись, я увидела кровать с пологом на четырех столбиках и длинной скамеечкой у подножия, высокий буфет и горку — мебель прошедшего века, полного изысканной грации и очарования.
— Какая прелесть! — воскликнула я.
— Мы льстим себя надеждой, что сумеем взять все лучшее из века нынешнего и прошедшего, — сказала Морвенна. — Вот соорудили ванную в старом чулане.
Она открыла дверь, и я обнаружила современную ванную комнату. Я уже давно мечтала о горячей ванне, и, глядя на мое лицо, Рок рассмеялся.
— Ты пока тут помойся, а я пойду взгляну, как там Томе управляется с нашим багажом. Потом мы перекусим, и, возможно, я поведу тебя гулять при луне, если таковая появится.
Я отвечала, что о лучшем и не мечтаю, и они удалились.
Оставшись одна, я снова подошла к окну и несколько минут стояла, глядя вдаль на мигающий огонь маяка.