Рок подчинился, и мы медленно двинулись к дому.
— Они все ужасно хотят увидеть тебя, — сообщила мне Ловелла. Мы тут все время гадали, какая ты. И в деревне тоже все ждут. Всякий раз, как кто-то из наших спускается в деревню, к нему пристают с вопросом: «А когда же Невеста приедет в Пендоррик?»
— Надеюсь, они останутся довольны мной.
Ловелла лукаво взглянула на своего дядю, и меня снова поразило их сходство.
— Ему давно пора было жениться. Мы уже начали беспокоиться.
— Вот видишь, я недаром предупреждал тебя, — вмешался Рок. — Она у нас enfant terrible[9].
— Не такой уж ребенок, — возразила Ловелла. — Мне уже двенадцать.
— С годами ты становишься все ужаснее. Даже страшно подумать, что будет с тобой в двадцать лет!
Мы въехали в ворота. Я увидела впереди каменную арку, портик с каменными львами по обеим сторонам — потрепанными временем и непогодой, но все еще воинственными и грозными, стерегущими вход. И там стояла женщина, настолько похожая на Рока, что сомнений быть не могло — это была его сестра. Рядом с ней я увидела мужчину, как я заключила, — ее мужа и отца близнецов. Морвенна приблизилась к машине.
— Рок! Наконец-то. А это, я знаю, Фэйвел. Добро пожаловать в Пендоррик, Фэйвел.
Я улыбнулась ей и почувствовала облегчение оттого, что она так походила на Рока. Из-за этого она не показалась мне совсем уж незнакомой и чужой. У нее были густые, темные, слегка волнистые волосы, в полутьме напоминавшие вдовий чепец. Темное, изумрудно-зеленое платье очень шло ей, +оттеняя глаза и волосы, в ушах блестели золотые серьги.
— Я так рада увидеть вас наконец, — сказала я. — Я надеюсь, вы не были неприятно поражены, когда узнали обо мне.
— Рок уже ничем не может поразить нас. Мы привыкли ждать от него сюрпризов.
— Видишь, как я их воспитал, — ухмыльнулся Рок. — А вот и Чарли.
Рукопожатие было таким крепким, что я поморщилась и надеялась только, что он этого не заметил. Я улыбнулась, глядя в круглое, загорелое лицо Чарльза Честона.
— Мы с нетерпением ожидали вас, как только услышали о вашем приезде.
Ловелла кругами носилась вокруг нас, пританцовывая и напевая что-то себе под нос. Я подумала, что сейчас, с растрепанными, развивающимися черными волосами, она похожа на ведьму, творящую заклинания.
— Ловелла, прекрати же ты, пожалуйста, — улыбнувшись, сказала ей мать. — Где Хайсон?
Ловелла развела руками, показывая, что она понятия не имеет, где ее сестра.
— Пойди поищи ее, — велела Морвенна. — Она наверняка захочет поздороваться со своей тетей Фэйвел.
— Тетя ей не идет, она слишком молода. Мы будем звать ее просто Фэйвел. Тебе ведь это больше нравится, Фэйвел, правда?
— Да, пожалуй, так звучит привычнее.
— Вот так-то, — сказала Ловелла матери и побежала в дом.
Морвенна взяла меня под руку, Рок с другой стороны взял за другую, процессию завершал Чарльз. Меня повели через портик в большой холл, в конце которого резная деревянная лестница поднималась на галерею. На обшитых панелями стенах висели мечи и щиты, а под каждой ступенькой красовался герб.
— Это наше крыло, — сообщила Морвенна. — Дом вообще очень удобный. Он построен четырехугольником вокруг внутреннего дворика, так что получилось как бы четыре дома, соединенные вместе. Его строили с тем расчетом, что все Пендоррики будут тут жить со своими многочисленными семействами. Наверное, когда-то дом был полон народу, и только несколько слуг жили на чердаке, все же остальные — в коттеджах. Шесть таких домиков все еще стоят на прежнем месте — очень живописно, но, так сказать, антисанитарно. Правда, недавно Рок с Чарльзом привели их в порядок и для чего-то приспособили. Из слуг у нас остался только Томе, его жена и дочь Хетти, миссис Пеналлиган и ее дочь Мария — совсем не то, что в прошлые славные дни. Но вы, должно быть, проголодались.
Я сказала, что мы поели в поезде.
— Ну тогда поужинаем позже. Вы, конечно, захотите осмотреть дом? Или сначала пройдете на свою половину?
Я отвечала, что пойду сначала к себе и еще не успела закончить фразу, как мой взгляд упал на портрет, висевший на стене в галерее. На нем была изображена белокурая молодая женщина в открытом голубом платье. Волосы забраны наверх в высокую прическу, один локон падает на плечо. По всему было видно, что портрет относится к концу восемнадцатого века. На галерее он занимал одно из центральных мест и был хорошо виден из холла.
