– Вы угадали, Анатоль, мне очень тяжело, – признался король. – И скажу откровенно, меня печалят воспоминания о Серафи…
Герцог дерзко захохотал.
– Это старое, давно оконченное дело, ваше величество! Кто же вспоминает проказы юности?
– Не смейте называть мое чувство проказами юности, Анатоль! Клянусь короной, я не потерплю таких выражений! – резко проговорил король. – Это время для меня священно, и не дерзайте осквернять его своим хохотом!
– Это было так давно, ваше величество, что, как говорится, вряд ли вообще было, – ответил герцог.
– Для меня воспоминание об этом времени – единственное сокровище моей жизни. Немногие недели, проведенные мной в Сорбонском дворце вашего отца, были самыми прекрасными днями моей жизни, и я никогда их не забуду! Много воды утекло с тех пор, но ничто не может изгладить из моего сердца воспоминаний, герцог. Впрочем, довольно об этом. Я не имел намерения нагонять на вас тоску. Ведь вы, я знаю, не обладаете особой чувствительностью…
Герцога покоробили эти слова, но он все‑таки сдержался и даже заставил себя улыбнуться.
– Я приказал послать за вами, – продолжал король, – чтобы предложить вам один вопрос, который меня очень мучит. И вы и другие уверяли меня, что Серафи де Бофор умерла… А ведь это была ложь. В то время она была еще жива.
– Это заблуждение, ваше величество. Серафи де Бофор уже давно покинула всех нас, – заявил герцог, не моргнув глазом.
– Мне доложили, что она скончалась лишь недавно.
– Кто доложил, ваше величество? – спросил Бофор, и в голосе его проскользнула тревога.
– Тот же человек, который сообщил мне, как жестоко страдала Серафи от вашего деспотизма…
– Ваше величество, все это ложь! – вскричал герцог.
– Он же сообщил мне, что вы преследуете сына Серафи.
Лицо герцога на миг исказилось от злобы. У него мелькнула мысль, что Марсель успел доложить обо всем королю.
– Должен ли я оправдываться, ваше величество?
– Я хочу только знать, правда ли, что сын Серафи носит имя Марселя Сорбона. И правда ли, что он умер в Бастилии? Серафи нет в живых, я это знаю… Но жив ли ее сын?
– Он жив, ваше величество, – ответил герцог, уже знавший о самоубийстве генерала Миренона. Он считал, что тут лучше уж сказать правду.
Капитан Шуазель, стоя за портьерой, не пропустил мимо ушей ни слова из этого разговора. И хотя в шесть часов вечера другой камер–юнкер пришел сменить Шуазеля, того, что он успел услышать, было достаточно, чтобы тотчас отправиться с новостями во флигель маркизы де Помпадур.
Маркиза в обществе нескольких придворных дам ждала короля в небольшом круглом салоне, где обычно собирался интимный кружок придворных. Камеристка шепотом доложила маркизе о приходе капитана. Жанетта тотчас поднялась с дивана и отправилась в комнату, где ждал ее Шуазель.
С чарующей улыбкой обратилась маркиза к молодому офицеру, который, будучи в нее влюблен, стал самым послушным и преданным ее рабом.
– Что нового, мой молодой друг? – спросила она. – Вы исполнили мое желание? Если да, то и ваши надежды скоро осуществятся. Вы поменяете место в приемной короля на поле брани!
– Я узнал интересующие вас имена, маркиза.
– Это мой каприз, Шуазель. В сущности, какое мне дело, кого любил король прежде? – с улыбкой сказала Жанетта. – Но сколь достоверны ваши сведения?
– Маркиза, я слышал их из уст самого короля.
– Ну и как имя девушки, которую в юности любил король?
– Серафи де Бофор.
– Бофор? – переспросила маркиза. – Не родственница ли герцога?
– Его родная сестра!
– Итак, тайна раскрыта! – произнесла маркиза не без самодовольства.
– Серафи де Бофор умерла, – продолжал Шуазель. – Но сын ее жив.
– Сын короля? – прошептала Жанетта.
– И король очень хочет повидаться с ним.
– Герцог поспешит доставить королю такую радость?
– А вот в этом я сильно сомневаюсь! – ответил Шуазель. – У меня создалось впечатление, что герцог ненавидит своего племянника.
– Понимаю… При дворе могли бы узнать тайну его происхождения…
– По–моему, герцог сумеет отстранить сына Серафи от двора…
– Но король знает, что сын Серафи жив?
– Герцог уверяет, что молодой человек пропал без вести…
– Как зовут племянника Бофора?
