- Боже, перестань болтать. Ты заставляешь меня думать о чем угодно, только не о твоей заднице!
Действительно, она принялась описывать деревянную церковь, стоявшую в её деревне в Вирджинии, и бесконечно затянула рассказ о своей кузине Андоре, которую она хотела бы взять свидетелем.
- Ах - воскликнула она шокированно. - Мой зад, скажите на милость! Значит ты думаешь только о моих ягодицах, мерзкий грешник!
- Моя дорогая, в данный момент они предмет моих забот.
- А моя душа?
- Не сейчас. Об этом чуть позже.
- Мсье Тюльпан, вы всего лишь французская свинья и я не выйду за вас замуж.
- О! Правда, моя дорогая? Напомните мне об этом!
- Я не выйду за вас замуж, если вы не научитесь вести себя по джентельменски.
- Идет! - сказал он, высвобождаясь от нее. Но вызов не был принят и, как следует насмеявшись, Присцилла жеманно сказала:
- Нет, все же нужно, чтобы я вышла за вас замуж, мой друг.
- Все же? - спросил он, вновь отодвинувшись.
- Ведь я же забеременею, не так ли?
Забеременеет! Да ещё с детьми, которых он уже рассеял по свету! Тот от Анжелы, в Лондоне; этот от Деборы Ташингем в Бовике в Англии; там от Франшеты де ля Турнере (где же? Ах да, в Ницце); этот от Авроры Баттендье в Бордо. Нет, решительно надо избежать сетей Присциллы прежде, чем появится американец.
В этот момент его мысли были прерваны фон Штаубеном, вызвавшим его, меж тем как Присцилла упрямо твердила:
- Андора Трентон, моя кузина тридцати двух лет, она дочь дяди Рапета и тети Каролины, сестры моей матери. и я хочу видеть её и Монти Бредфорда свидетелями на нашей свадьбе. С Монти Бредфордом я учила катехизис, он сын Корнелия Бредфорда и хозяин лесопильного завода. Бредфорды живут в Америке уже пять поколений...
Страстная речь, из которой Тюльпан не слышал ни слова, ибо поспешно вышел. Но Присцилла не нуждалась в слушателе. Ее любовник был уже рядом с фон Штаубеном, а она все ещё вела свой монолог с ангельской улыбкой на устах.
Признаком плохо проведенных занятий был леденящий душу вид фон Штаубена, разражавшегося ругательствами. Это повторялось всякий раз, если правильно не выполняли маневр или он замечал вялость или несобранность; тут уж все становились по стойке "смирно". Переходя от одного к другому, инструктор божился и чертыхался то на немецком, то на французском, то смешивая оба языка. Он кричал Donnerwetter, Schweinesshund, [4] потом поминал черта, обзывал солдат бандой недорезанных свиней, затем, перебрав весь зверинец, успокаивался и, повернувшись к Тюльпану, давал знак продолжить как обычно. Тюльпан зычным голосом переводил Rascals, Fuck you! Old shicts! [5] и прочие "любезности".
Провинившаяся сотня безропотно сносила этот ритуал. Но обычно, когда гроза проносилась, все расслаблялись, не исключая и фон Штаубена, и в дальнейшем занятия проходили уже спокойнее. В этот же раз что-то не сработало: после "любезностей" Фанфана-Тюльпана тридцать сорвиголов с мрачным видом, явно что-то задумав, остались по стойке "смирно", хотя фон Штаубен пробормотал - "вольно!".
- Что произошло? - спросил Тюльпан у фон Штаубена. - Вы скомандовали "вольно", а они не выполнили приказ. Почему?
- Ах! - сказал фон Штаубен, - нравы америкнцев нельзя сравнить с прусскими, австралийскими, французскими. Солдатам этих наций вы говорите сделай то-то или то-то и они выполняют. Но этим, - и он указал на группу солдат, - необходимо пояснить - вот причина по которой вы должны сделать то-то. И только тогда они исполняют.
- Это не должно вас удивлять. Это привычка. Давать им разъяснения надлежащим образом требует их демократия. Это для них естественно.
- Я хочу научить их ползать по пластунски, - пояснил фон Штаубен, - на животе. Передвигаясь с ружьем у подбородка за счет движения локтей, толкаясь кончиками пальцев. Великолепная техника, позволяющая с наименьшим риском приближаться к врагу, не будучи мишенью, в отличии от героев-англичан - безумцев, бегущих перед батареями, в которых можно стрелять не целясь.
Он замолчал на миг, прежде чем продолжил:
- Естественно, что я объяснил им все преимущества этого передвижения... впрочем бросающиеся в глаза.
