- Вирджинцы!
На миг показалось, что Вашингтон лишился голоса.
- Вы сказали - вирджинцы?
- Так точно.
В маленькой комнатушке, загроможденной картами, где они находились, на мгновенье воцарилась тишина, адъютант Вашингтона перекинулся быстрым взглядом со своим шефом, как будто этот молокосос-француз только что сказал глупость. Видимо так оно и было, ибо Вашингтон захотел все прояснить, как всегда своим степенным, внушающим почтение тоном:
- Мсье генерал-майор, я вас предупреждаю, что эта дивизия, насчитывавшая три тысячи человек в начале войны, теперь не насчитывает и пятнадцати сотен ..., в основном, из-за дезертирства, дезертирства, вы слышите? А не из-за героизма! - Нахмурив брови он продолжал - Эта дивизия не делает чести нашей армии. Вы не можете не знать, что она сформирована специально для волонтеров из Вирджинии, ибо другие дивизии брать их не желали.
- Я действительно знаю это. Как и то, что их бывшие командиры говорят, что они понимают язык либо кулака, либо сапога. И я знаю также, что большая часть неграмотна, а добрая половина предпочла вербовку, чтобы избежать тюрьмы...
- ... и быть сытыми не работая.
- Вне всякого сомнения, но с риском быть убитыми на войне!
- Ах! Такая малость. Они прекрасно научились избегать этого, и вы не очень-то измените их примитивные мозги. В конце концов, если Вы так хотите, пусть будут вирджинцы, но они доставят Вам немало хлопот.
Тюльпан ожидал своего шефа, шагая взад-вперед.
- Итак, мсье генерал-майор? Что сказал главнокомандующий?
- Я командую вирджинцами. Что он сказал? Что они доставят мне много хлопот. Видите, я последовал вашему совету... Но теперь спрашиваю себя, правильно ли я сделал, - озабоченнло ответил тот.
- Мсье, - сказал Тюльпан, - совет, который я позволил себе дать вам, был основан на том, что эти люди - бродяги, скорее сорви-головы, чем истинные бандиты, натуры порывистого, дикого, но не преступного нрава. Я хорошо их изучил - они будут бравыми солдатами!
- Если мы их обуздаем, в чем я сомневаюсь. - И повод сомневаться у него был.
Спустя несколько недель после встречи с Вашингтоном, вирджинцы были обузданы, хотя бы частично, из-за питания: единственные из всей армии они ели досыта и тайно получали солидные порции виски. Они занимали восточный сектор Вэлли Форж и не уживались мирно с другими войсками. Набитое брюхо вызывало чувство превосходства и могло изменить корпоративный дух. Они начали уважать своего шефа, сумевшего столь существенно изменить их жизнь, а сержант Тюльпан добился их любви тем, что этой скандальной привилегией в еде они обязаны были ему. Тюльпан, не только с письменным поручительством Лафайета, но и его деньгами окунулся в черный рынок, сойдясь с племенем ирокезов, стоявших в нескольких милях от лагеря. Раз в неделю, ночью, часть племени приносила в условленное место в лесу свежее мясо бизонов, копчености и бутылки лучшего скотча, которые награбили в фургонах армии Барджойна. Деньги Лафайета позволяли им покупать ружья и пули, используемые для истребления другого иракезского племени, с которым они соперничали уже семьдесят пять лет.
С третьей недели подобного распорядка почувствовались перемены: больше ни один вирджинец не дезертировал. Постепенно они привыкли к дисциплине и с удивлением, но без недовольства позволили командовать собой. Отныне можно было лицезреть потрясающее представление, когда эти обросшие дикари, одетые в козьи шкуры, занимались строевой подготовкой. Оттачивал их мастерство немец фон Штаубен.
Если в предрассветной тьме слышался голос фон Штаубена, чеканящего свои ein-zwei-ein-zwei,[3] значит все шло хорошо. Солдафоны становились солдатами. Помощник фон Штаубена Тюльпан присутствовал на всех занятиях, вот почему мы сказали, что, к счастью для него, были вирджинцы, что не давало возможности злоупотреблять древесным спиртом.
Тюльпан не сомневался в результате - его шеф, наконец-то получит настоящих солдат.
Тем не менее, иногда случались проишествия, спровоцированные сорвиголовами, которых не устраивал сушеное мясо или которых распалял скотч, и наиболее серьезное произошло в то февральское утро, с которого мы начали эту хронику. Тюльпан, занимался любовью с Присциллой Милтон на козьей шкуре, прямо на полу, при тусклом свете огня.
