Гарольд вдруг вырос до самой крыши. Стал взрослым. Он невольно и сам рассмеялся — сначала просто ухмыльнулся, а потом захохотал от души, сгибаясь пополам от натуги. После того случая он стал искать способы снова ее развеселить. Собирал шутки. Строил рожицы. Иногда это срабатывало, иногда нет. А бывало, смешным оказывалось то, на что он заранее никогда бы не подумал.
Гарольд шел по улицам и переулкам. Дорога то сужалась, то расширялась, поднималась и опускалась вновь. Порой его прижимало к изгороди, а бывало, он шел по мостовой совершенно свободно. «Не наступай на трещины! — вспомнил он, как повторял вслед за мамой. — Если наступишь, появятся призраки!» Но однажды мама вдруг посмотрела на него, как на некую невидальщину, и начала наступать на все трещины подряд, и Гарольду пришлось бежать за ней, неистово хлопая себя по бокам руками, словно крыльями. С такой женщиной, как Джоан, невозможно было соскучиться.
На обеих пятках вздулись новые волдыри. За полдень Гарольд почувствовал, что и на подушечках пальцев налились водяные мозоли. Он и не подозревал, что ходьба — такой мучительный процесс. В голове вертелась неотвязная мысль о пластырях.
Из Хитфилда он по трассе В-3344 дошел до Чадли-Найтона, а уже оттуда — до Чадли. На это потребовалось немало усилий, учитывая его полное внутреннее истощение. Гарольд остановился на ночь в гостинице, досадуя, что удалось покрыть всего пять миль, но на следующий день он поднатужился и, выйдя с рассветом, преодолел еще девять. Утреннее солнце пронзало кроны деревьев лучистыми спицами, а к полудню небо заволокли назойливые облачка, похожие, если долго на них смотреть, на серые шляпы-котелки. В воздухе туда-сюда сновали мошки.
На шестой день по выходе из Кингсбриджа и примерно на сорок третьей миле от Фоссбридж-роуд на животе у Гарольда провис брючный ремень, а на лбу, носу и ушах кожа, обгоревшая на солнце, зашелушилась. Бросая взгляд на часы, он то и дело убеждался, что знает время наперед. Утром и вечером он обследовал пальцы ног, пятки и ступни, наклеивая пластыри и смазывая кремом там, где кожа потрескалась или облупилась. В пабах он пил лимонад в саду, а в дождь делил компанию с курильщиками. В блеклых лужицах под луной показались первые незабудки.
Гарольд пообещал себе, что в Эксетере приобретет настоящее спортивное снаряжение и очередной сувенир для Куини. Солнце село за городские стены, стало зябко, и тогда Гарольд вспомнил, что с письмом от Куини что-то неладно, но ему все еще было невдомек, что именно.
8. Гарольд и седой джентльмен
«Милая Морин,
Пишу это на скамейке у собора. Двое парней дают уличное представление, но, того и гляди, подожгут сами себя. Я отметил свое местоположение крестиком. Г.»
«Дорогая Куини,
Не сдавайся. С наилучшими пожеланиями, Гарольд (Фрай)».
«Милая девушка из автосервиса (Рады помочь),
Я хотел спросить, молишься ли ты Богу. Я как-то попытался, но оказалось, слишком поздно. Боюсь, я в этом смысле человек конченый. Всего доброго,
Посетитель, который пошел пешком
P. S. Я и до сих пор иду».
Время приближалось к полудню. У собора собралась кучка зевак, окружившая двух молодых парней, глотавших огонь под музыку из CD-плеера. Неподалеку от них старик, завернутый в одеяло, рылся в мусорном бачке. Файерщики были облачены в темные промасленные костюмы, свои длинные волосы они убрали в хвосты. В их действиях было что-то хаотичное, и казалось, у них вот-вот что-нибудь не заладится. Парни попросили публику отодвинуться и начали жонглировать пылающими факелами. Зрители нервно захлопали. Старик вдруг обратил внимание на представление, протолкался в первые ряды и влез между двумя артистами, оказавшись буквально меж двух огней. Он заливался хохотом. Парни заорали, чтобы он убирался, но старик вместо этого начал пританцовывать под их музыку. Получалось у него дергано и грубовато — огнеглотатели на его фоне враз предстали искусниками-профессионалами. Они выключили CD-плеер, упаковали свой инвентарь, и толпа понемногу рассеялась, превратившись в обычных прохожих. Старик остался танцевать у собора сам с собой, растопырив руки и прикрыв глаза, как будто и музыка, и зрители никуда не исчезали.