Девушка уткнулась в носовой платок и зарыдала в голос.
— Боже мой, до чего это грустно!
Она посмотрела на Морин — ее глаза от плача превратились в щелки, а на щеках проступила краснота, словно с них содрали кожу. Из носа и рта на подбородок текло.
— Я такая обманщица, миссис Фрай…
Морин взяла девушку за руку. Ручка была маленькая, будто детская, и удивительно теплая. Морин крепко стиснула ее.
— Вы не обманщица. Ведь именно с вас начался этот поход. Вы рассказали Гарольду о вашей тете и этим вдохновили его. Ну, не надо плакать!
Девушка опять зарыдала, зарывшись лицом в носовой платок. Наконец она подняла голову, поморгала опухшими глазками и судорожно вздохнула.
— В том-то все и дело, — сказала она. — Моя тетя умерла. Уже несколько лет назад.
Морин показалось, будто что-то незримое разом распалось. Комнату тряхнуло с неимоверной силой; чувство было такое, словно на лестнице провалилась под ногой ступенька.
— Она… что?
Слова застряли у Морин в горле. Она снова и снова пыталась сглотнуть, но безуспешно. Наконец она зачастила:
— А как же ваша вера? Я думала, ваша вера спасла ее? Я думала, в этом-то вся соль…
Девушка теперь прикусила уголок верхней губы, сдвинув челюсть на сторону.
— Если рак уже вцепился в человека, его ничем не остановишь…
Морин словно впервые узрела истину и поняла, что знала это с самого начала. Конечно же, рак на последней стадии ничем не остановишь. Морин вспомнила обо всех тех, кто поверил в Гарольда и примкнул к его походу. Подумала и о самом Гарольде, который в этот самый момент, пока они с девушкой сидят и разговаривают, устало бредет по дороге. Ее охватил озноб.
— Я же говорю, что я обманщица, — сказала девушка.
Морин легонько постукала себя пальцами по лбу. Откуда-то из самых глубин ее существа вздымалось некое чувство, но, в отличие от правды о Дэвиде, оно вызвало у нее лишь мучительный стыд. Морин медленно вымолвила:
— Если кто здесь и обманщица, так это я.
Девушка покачала головой, явно не понимая ее.
И тогда Морин негромко и неторопливо, не глядя на девушку, потому что ей нужно было сосредоточиться и по крупицам выудить из себя все до последней подробности, хранившиеся в одной ей известном потаенном месте, поведала историю о том, как двадцать лет назад, сразу после самоубийства Дэвида, Куини Хеннесси явилась к ним на Фоссбридж-роуд и спросила Гарольда. Она была очень бледна и в руке держала букет цветов. Несмотря на вполне заурядную внешность, весь ее облик был исполнен удивительного достоинства.
— Она спросила: «Можно оставить Гарольду записку?» Дело касалось их пивоварни. Куини хотела о чем-то предупредить Гарольда. Потом она рассказала мне обо всем, что там случилось, вручила букет и ушла. Думаю, со мной последней она и повидалась перед отъездом. Цветы я выбросила в мусорный бак, а записку не передала.
Морин смолкла: ее мучили раскаяние и стыд.
— О чем же она рассказала вам, миссис Фрай? — спросила девушка.
Ее голос был легким, словно прикосновение руки в темноте.
Морин, помешкав, призналась, что тот период был очень тяжелым для них. Но, разумеется, это не извиняет ее поступка, вернее, бездействия, и она искренне жалеет, что так получилось.
— Но я тогда слишком обозлилась. Дэвид погиб… К тому же я поддалась ревности. Куини относилась к Гарольду по-доброму, а я не могла. Я боялась, что если отдам ему записку, то он, чего доброго, утешится. А я этого не хотела. Я не могла допустить, чтобы он перестал горевать, когда я так страдаю!
Морин вытерла лицо и начала снова:
— Куини рассказала мне, как незадолго до того Гарольд ночью вломился в кабинет к Напьеру. Накануне вечером она заметила, как он сидел в машине у ворот пивоварни. Она не стала к нему подходить: подумала, может быть, он плачет, и не захотела навязываться. А на следующий день, когда все уже обсуждали случившееся, она без труда отгадала, кто виновник. «Горе его заставило, — сказала она мне. — В горе люди порой такое способны натворить». Она считала, что Гарольд нарочно набивался на неприятности. Он разбил тех муранских стеклянных паяцев вдребезги, потому что хотел спровоцировать Напьера на какое-нибудь злодейство. Их босс и вправду был сам не свой от ярости и жаждал отомстить. — Морин помолчала, промокая нос. — И Куини взяла вину на себя. Она сказала, что некрасивой женщине это сделать легче; Напьер пришел в замешательство от ее признания. Она уверила его, что нечаянно смахнула фигурки на пол, когда вытирала пыль.
