– Давай, Хелен, красавица, я тебе расскажу кое-что про «зеленых», чего тут, в Америке, никто не знает. Мой дед, который, между прочим, приехал сюда в две тысячи пятом году – ага! из Австралии, а ты не знала? – так вот, удивись, мой дед – на секундочку, профессор экологии, лауреат Валленштейновской премии, на секундочку, если тебе это о чем-то говорит! Так вот, дед всю жизнь занимался темой влияния человеческой деятельности на климат. И знаешь, что он показал, знаешь, за что ему премию дали? Он показал, что если бы «зеленые» не лезли и дали истреблять панд тем темпом, каким люди их когда-то истребляли, то не было бы двадцать лет назад в Австралии эпидемии Ю-4! А? Как тебе?
Брови Хелен треугольничком поползли вверх.
– Это как? Это почему?
– Вот извини, дорогая, не буду я тебе сейчас рассказывать про ресурсность и про биологический отбор, но коротко: у людей и у панд там были общие ресурсы, а механизмы включения эпидемий, как тебя, небось, в школе учили, работают как?
– Как механизмы естественного отбора! – Калиппа выкрикнула заученную с детства фразу так резко, что все вздрогнули и обернулись. Калиппа сияла, довольная собственной сообразительностью. Ади передернул плечами и снова накинулся на Хелен:
– Слышала, да? Так вот дед доказал, что с Ю-4 механизм пошел – из-за панд! Бедненький медведь, такой хорошенький, такой беззащитненький – пятьдесят лет их никто не трогал, пятьдесят – под страхом тюрьмы! Их столько наплодилось, что дед говорит: когда в экспедицию поехали, весь тот район – черно-белый просто, они мельтешат там, как мухи! Ты знаешь, что они из домов воровали? Приходили, устраивали в доме погром, все сжирали и еще уволакивали с собой сладкое; дед говорит, тетка одна рассказала – пришли, а он стоит, печенье жрет и еще весь пакет к себе лапой прижимает! И люди даже ударить не могли их – не то что выстрелить! А через пятьдесят лет – бах! – и включился механизм, и вот тебе: триста человек умерли, а медведь жив!
Хелен уже не ела – она смотрела на Ади, склонившись вперед и вытянув шею; пятна на скулах, пятна на шее – сейчас бы камеру, и мы снимали бы: так смотрят на врага, которого хочется вразумить, и на друга, которого хочется возненавидеть.
– Что? Не нравится? – Ади уже орал стоя, давно отшвырнув палочки и отодвинув от себя еду. – А у нас там было полсемьи! Дед, когда речь говорил на награждении – плакал! Перед камерами плакал! Потому что у него там была двоюродная сестра, племянники, все! Ты понимаешь, что такое Ю-4, ты фотографии в учебнике видела, ты видела, что от людей остается? Я бы посмотрел, как бы тебе это понравилось! Да тебя бы рвало до обморока, ты бы до конца своих дней заикалась! Это же лужа гнили, и в ней глаза, ты видела «Анчар»? Тебе понравилось? А ты знаешь, сколько еще таких механизмов запустится из-за ваших китов, и уссурийских тигров, и шиншилл, хрен его знает, ты не понимаешь: это не мы их защищаем, говорил дед, это они нас побеждают, хитро, обходным путем, они же не могут нас просто перебить – так они нас с нашей же помощью изживают. Дед мой книгу написал, уже тогда отец с ним соавторствовал: «Неестественный отбор», про то, как «зеленые» нас всех приговаривают, про то, что еще пятьсот лет охраны живой природы – и все! Потому что мы – всего лишь один вид, один, Хелен, один, и мы позволяем всей природе развиваться, как она хочет, почему-то считая, что все виды должны бороться за место под солнцем – но только не мы! Ты вообще как, ты вообще представляешь себе? Ты вообще чей друг – людей или, не знаю… или медведей? A?
– Ой, ну только, пожалуйста, Ади, успокойся и перестань на меня орать, а? Я сейчас вообще откажусь продолжать разговор! Что ты мне рассказываешь прописные истины? Мы же все понимаем, что Ю-4 – это чудовищно, да, но иначе мы бы за эти годы не только панду, мы бы всю планету истребили! Мне очень жаль твою семью, но ты пойми, есть неминуемые жертвы в борьбе за сохранение нашего мира, не-ми-ну-е-мы-е!
Ади задохнулся; из присутствующих за столом никто, кроме него и Хелен, не смотрел друг на друга; Гросс почувствовал, что накал спора перешел все мыслимые границы; еще полминуты – и съемочный день пойдет насмарку. Он попытался взять Ади за локоть, но тот не глядя увернулся, описав рукой широкую петлю, и впился пальцами в край столика, и совсем уже по-мальчишечьи, ломко, крикнул: