Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич - страница 182

Шрифт
Интервал

стр.

   — От выродка Матвеева откажишьси, он чернокнижник? Што сопишь? Мать твоя...

Он не успел договорить, когда Андрей без размаха вколотил эти слова обратно Михаилу в пасть. В Приказе тайных дел его научили быть без размаха, как гадюка кусает. Михаил, казалось, поперхнулся собственным языков. Глаза его сделались белыми, что было видно даже при свете луны.

Васильчикова Андрей отбросил, но Колган успел ударить бывшего друга детства по уху так, что ночь зазвенела. Андрей отбил второй удар Колгана и тут же ударил сам. Собаки заходились; дверь кабака оставалась плотно закрытой. Васильчиков и окровавленный Мишаня кинулись одновременно и повалили Андрея. Подскочил Колган и принялся бить под рёбра носком сапога. Андрей взвыл и вскочил на ноги, но Васильчиков подсёк его сзади, Хвостов толкнул, а Колган ударил сапогом, теперь уже по лицу. И всё сразу кончилось. Хлюпала грязь под ногами троих убегающих стрелецких сотников. Андрей сел и сквозь кровь, заливающую глаза, успел увидеть, как несутся вдоль улицы двое, помогая бежать третьему.

«Энто Михаил, — подумал Андрей. — Я ему чуть башку не снёс».

Он оглянулся и в свете луны увидел позади себя брата с жердиной в руках и невесть откуда взявшегося Ивана Румянцева.

   — Што, братуха, хорошо детское товарищество? — спросил Семён, помогая Андрею подняться.

Младший Алмазов потряс головой:

   — Усю морду разбили. — Затем повернулся к Румянцеву: — А ты откудава здеся?

   — Помнишь Северьяна Брусницына, коеву дочь насильно с твоей руки выдали замуж за его дальнего родственника Михаила Брусницына?

   — Ну...

   — Приставилси.

   — Упокой Господи, его душу.

Все трое перекрестились.

   — А перед смертью, — спокойно продолжал Румянцев, — призвал он меня к себе и велел саблю в золотых ножнах, што он с бою взял, отвезти к тебе, ибо считал себя должником перед тобою за счастье в семье.

Андрей в сопровождении брата и Румянцева вернулся в кабак как победитель. При виде его злого, разбитого лица многие поспешили уйти. А Андрей занял тот стол, за которым и сидел. Испуганный кабатчик быстро выставил штоф водки и блюдо с солёными грибами.

Первую чарку выпили не чокаясь, за помин души поместного дворянина Северьяна Брусницына и за весь его род до седьмого колена. Вторую выпили, чтоб его род продолжал существовать и век бы не прерывался.

Андрей пододвинулся ближе к Ивану Румянцеву:

   — Жаль, Иван, што ты согласился ту саблю привесть, а теперь усопшему не удобно и отказать. Я хорошего материалу дам Михаилу на кафтан, Настасье — на сарафан, уезжати будешь, заберёшь.

Румянцев закивал и, опустив глаза в пол, спросил:

— Брат твой сказал, пьёшь много последнее время, не сопьёшьси?

Водка выдавила слезу, и Андрей неожиданно для себя взял и всё рассказал Румянцеву и брату Семёну. И про царский указ, и про оставление Чигирина, и про медлительность Ромодановского — всё, что знал.

Затем пили втроём. Домой вернулись лишь под самое утро.


Снег выпал ещё в октябре и тут же растаял. Снова выпал и снова растаял, принеся неимоверную грязь, которая налипала слоями на сапоги и тащилась по деревянным и булыжным мостовым. А грязь, она не выбирает, чьи сапоги, холопа или боярина.

Наконец в ноябре снег лёг, и сразу ударили морозы. Измученной слабостью царевне Феодоре хватило небольшой простуды, чтобы вспыхнуть как пламя и сгореть, не проболев и двух дней. Она умерла тихо, ни на что не пожаловавшись, отошла в иной мир с ангельским ликом. Выплакав все слёзы — никогда более она не плакала после этого, — Наталья Кирилловна сама обмыла тельце дочери, сама обрядила её в самые лучшие одежды, не пожалев и золотых украс. И затем вместе с горсткой вельмож отнесла в Архангельский собор.

Царевич Пётр шёл рядом с матерью и сестрой Натальей, опустив голову. Он впервые, краем сознания понял, что такое смерть. Когда умер отец, он был слишком мал и ничего не почувствовал, не осознал и кого потерял, и чего лишился. А теперь он знал точно, что больше сестрёнку никогда не увидит, никогда не будет бегать с ней по дворцовым переходам.

Сырость, а затем и морозы снова свалили с болями в ногах царя Фёдора Алексеевича, и он не мог присутствовать на похоронах, этим воспользовалась вся царская семья и двор. Вдовой царице явно показывали, что она никому не нужна и до её детей никому нет дела.


стр.

Похожие книги