— Вот же изолгались, — стукнул Фёдор Алексеевич кулаком по подлокотнику. — Василий Васильевич, што посоветуешь содеять, штоб прекратити энто междоусобие?
— Раз казаки ссылаютси на твою грамоту, государь, то ты и напиши им таковую, в которой потребуй замирения. Пошли её астраханскому воеводе и вели читать казакам и печать и руку твою казать. Донцов она убедит, они два века верные сыны престолу. Вот с яицкими казакам и хуже дело, тама разинщиной запахло. Некий вор Васька Касимов взбунтовал казаков, захватил Гурьев-городок, взял государеву казну, пушки, порох и засел на Каменном острове со своей шайкой.
— Энто хужей, князь Василий, я с тобой согласен. Надо помочь Щербатову. С одной стороны, калмыки с донца ми в сече, с другой — яицкий бунт. Он один не управится.
— Я, государь, позвал воеводу Салтыкова Петра Михайловича. Его бы надо со стрельцами послать туда.
— Позови его.
Воевода Салтыков явился в дверях, положил низкий поклон государю.
— Пётр Михайлович, аки твоё здоровьечко? — спросил Фёдор Алексеевич.
— Благодарю, государь, здоров я.
— На Яике новый Разин явилси, аки его... — Государь пощёлкал пальцами, пытаясь вспомнить имя.
— Васька Касимов, — подсказал Голицын.
— Вот, вот, Васька Касимов. Таки надо бы тебе, Пётр Михайлович, с твоим полком отправляться неотложно в Астрахань и погасить в самом зародыше сей пожар разгорающийся. Если удастси взяти Касимова, вези его сюда за караулом и в оковах.
— Да, — подал голос Голицын, — пойдёшь через Казань, захвати Мамонина со стрельцами. Они на стругах и с ворами на море станут управляться.
Тут же была составлена грамота от государя донским казакам, которую отдали Салтыкову для передачи астраханскому воеводе князю Щербатову Константину Осиповичу и которая гласила:
«Божею милостью от великого государя, царя и великого князя Фёдора Алексеевича, всея Руси самодержавца. К вам обращаюсь я, ваш государь христианский милосердный, зачем вы, прикрываясь именем нашим, творите зло инородцам-калмыкам, разоряя их селения. Пусть они другой веры, но они верны нам, государю вашему, доказавши не однажды на многих ратях эту верность. Ради спасения душ ваших я отпускаю грехи ваши, во злобе сотворённые, но заклинаю Всевышним не творить более зла инородцам, а жить с ними в дружбе и мире. Ворочайтесь к домам своим и острите сабли ваши на недругов моих, а не на слуг государевых. Злом за зло воздавать не велю. Великий государь Фёдор Алексеевич».
Январь 1678 года злился неведомо на кого. Морозы стояли такие, что трещали даже заборы, а люд прятался по натопленным домам.
Сидел дома и Андрей Алмазов, бесясь от бессильной злобы. Он никак не мог подобраться к этому чёртовому маркизу. Человек был склизкий, как угорь в воде. Правда, пришла одна мысль, но она была слишком рискованная. Надо было посоветоваться с Василием Арбелиным, но выходить на мороз не хотелось. Однако пришлось, тем более в ночь стрельцы его сотни несли караул в Кремле.
Накинув шубу и шапку, Андрей вышел на двор, впряг возок и погнал к Новодевичьему монастырю. Мороз как будто обрадовался, есть кого схватить за лицо. Лошадь бежала шибко по пустым улицам, торговля стояла, даже разбойные люди попрятались по кабакам.
Подъехав к дому Арбелина, Андрей стал стучать в ворота. Лишь с третьего раза показался хозяин дома.
— Кого Бог принёс? — послышался хриплый голос.
— То Андрей Алмазов, Василий, открой, дело есть.
Створки ворот, заскрипев, разошлись. Холоп Арбелина увёл в конюшню лошадь, а Василий с Андреем ушли в дом.
— Ну и мороз, я такого, почитай, с детства не помню, — тря щёки, произнёс Андрей. — В карауле сегодня дуба дашь.
Арбелин достал штоф с настойкой.
Андрею в этом доме всё было знакомо, он скинул шубу на лавку, присел к столу. Арбелин разлил настойку в две серебряные чарки: Выпили молча, перекрестив рот. Андрей пододвинулся ближе:
— Мысль тута одна мозг занозила. Помнишь, ты поведал, аки ты у Воротынского слышал, как маркиз тот, с князьями беседуя, помянул вскользь, што они, объеди нясь, могут Милославскому противостояти. Вота из энтого и надо сделати бучу. Тебе надо пойтить к Милославскому и поведать ему о том пире. Мол, мучит совесть, што мерзкий иноземец уговаривал бояр объединитьси противу его, князя Милославского. Воротынские, Одоевские, Приимковы-Ростовские князю не по зубам, а вота маркиза ваше го он турнёт с Руси.
