Беспокойные события этого времени, триумф 68 года дали ему возможность еще крепче утвердиться в своей приверженности эллинизму. [172] Двуглавая империя, о которой он мечтает, постепенно обретает формы, его мечты не только о принцепсе-императоре, но и об императоре-кифареде, императоре-певце, который за невозможностью укоренить в старом римском свете новый социально-культурный закон, который он замыслил, выставляет себя напоказ на сцене и в цирке. По Тациту, у Нерона был специальный день, когда он объяснялся с Сенекой, Бурром и своим советом при помощи пения, «это пение было посвящено Аполлону» и «так было с атрибутами, приспособ ленными к нему, ведь этот Бог вознесся не только над греческими городами, но и храмом Рима, как Бог-Глава, властелин Провидения».
Верно пересказанное или заведомо сфабрикованное — вот единственное объяснение его веры. Все цари, императоры, полководцы, поэты — все они представители эллинского мира. Только Аполлон — но это Бог — восходит более к римским, чем к греческим традициям. Основополагающее мысль Нерона — он принимает итальянские составляющие, плебейские по сути, но подчиняет все любимому эллинизму.
Поскольку речь идет об основном сближении народов, о повседневной жизни, культуре и отношениях между государем и его подданными, [173] то игры 59-60 годов, стратегия милосердия, строительство Золотого дома, визит Тиридата, артистическая и спортивная поездка в Грецию, триумф 68 года свидетельствуют о стольких этапах, которые позволили неронизму заявить о себе, и самовыразиться.
Его поле деятельности — это нематериальная инфраструктура, управляющая умственной деятельностью и общей психологией народа и организующая свод правил и ценностей, которые соответствуют его социально-культурным законам: инфраструктура сама формирует внешние исторические условия, часто задним числом, с медлительностью и опозданием, резкими изменениями и подземными социально-политическими толчками. Любопытно, что мания величия Нерона, его безграничное тщеславие, панический страх перед соперниками стали отличительной чертой упадка старого света. Древний город был в кризисе, советники принцепса без конца напоминали ему об этом; одни, такие как Сенека, в поисках компромисса с прошлым, другие, мы их увидим, такие как Тигеллин, подталкивают к более радикальным решениям.
Старый порядок вещей нес в себе нечто большее, чем римская добродетель, представление, напоминающее клубок привычек и составляющих ценностей одной традиции: среди них самыми значительными являются серьезность, важность, экономический ум, добродетель, четкие и ясные приказания и, наконец, борьба в соревновании за [174] поддержку города и приветствие республики — таков высший закон. Но эти ценности сами были подчинены другим, настоящим рычагам традиционной ментальности Вечного города, в некотором роде закона в законе: благочестие, набожность, уважение, честность, порядочность, обе движущие силы долга, первая — долга религиозного, сыновнего и патриотического, вторая — в основном долга гражданского, как во время войны, так и во время мира. Полусуть, используемая для создания культуры и воспитания, были последней ссылкой на эпоху Нерона. Всем причиняющий неудобства, он требует от всех и каждого в отдельности обязательств, которых невозможно избежать. Но другие чтобы оставались в черте Города, внутри него, и территориально и духовно. Этот город — Рим. Однако Нерон и приближенные к нему больше не видят в этом смысла. Им нравится думать в масштабе целой Империи. Они пытаются подменить одни ценности другими, самое важное сейчас — это радость жизни, безграничные наслаждения, пышность, изобилие, экстравагантность, вседозволенность. Нерон считал, что ему позволено все. Гордясь своими политическими и карательными успехами, не заявил ли он, вспомним Светония, что «ни одному императору не позволялось то, что позволено ему»? Это был настоящий вызов. Отвага проявляется во всем, что необузданно, чрезмерно, неумеренно. Отвага, «по Нерону», это что-то между импульсом человека [175] и его способностью рассматривать мир и действовать в нем. «Мировоззрение» в этом случае — культура греческая, эллинская и восточная. Первая подталкивает принцепса ко второй. Она позволяет все организовать и сформулировать.
