Речь Нерона недвусмысленна, принцепс в ней утверждает, что все греки станут свободными и освобождаются от налогов. Отметим, что его жители никогда не были равны между собой, он обещает осуществить свою старую мечту об объединении Эллады. Наконец, он подчеркивает уважение к грекам и любовь, которую испытывает к их стране.
Давайте смотреть правде в глаза. Нигде не говорится о предоставлении независимости Греции, зато статус провинции, точнее сенатской провинции, упразднили. Греки приветствуют императорскую милость, получение римского гражданства, мнимого экономического равенства. Греческие города, которые не являются ни греческими колониями, ни городами, «свободными» от уплаты податей, — Афины и Спарта — добьются налогового освобождения. Греция была бедна, и такая мера не могла не быть для нее благоприятной.
Призыв к единству во имя эллинизма в пределах Римской империи является политической парой этого экономического решения. Нерон хотел поддержки восточной и греческой толпы, так же как он искал поддержки у римского плебса. Даже в худшие времена, чуть живой, изгнанный из своего дворца, он смешивался с толпой и терялся в ней, шел в гущу народа и устанавливал с ним контакт, живой и искренний, как [166] это отражалось в образах полубогов греко-римской Империи.
Греки до конца оставались ему благодарными, что подчеркивает во многих трудах Плутарх. Его решение было встречено с энтузиазмом, записи рассказывают о свободе или восхваляют Нерона. Монеты, отчеканенные в Греции, прославляют Зевса-Освободителя — если с одной стороны изображен принцепс в лавровом венке, то на обратной можно увидеть Верховного Бога, сидящего на троне с трезубцем и скипетром в руках, и надпись: «Зевс-Освободитель». Другие монеты имели то же обозначение. Их выпускали во всех частях Греции. В Александрии, где, возможно, ожидали Нерона, одни монеты воспевали подвиги императора, другие — строительство Коринфского канала. Только что выпущенные сравнивают императора с Аполлоном, Посейдоном и Зевсом Олимпийским. Греки не забудут Нерона до тех пор, пока Веспасиан не отменит налоговую независимость, которую принцепс пожаловал им, и не вернет Греции статус провинции.
Нерон желал бы продолжить свое путешествие. Он собирался в начале 68 года посетить Египет, может быть, даже морским путем, Сирию и Вавилон, двор Аршасидов, правящих в Иране. Но в Риме его ожидают новые волнения: недовольство аристократов разносится как пепел и восстания разгораются в провинциях. Вспыхнуло восстание в Иудее. Словом, маршрут его путешествия [167] заметно сократился. Император должен вернуться в Италию.
Куда бы увела его утопическая фантазия, если бы не остановили обстоятельства? Это трудно предугадать, что бы там ни было, император добился цели, которую он поставил в начале путешествия. Принцепс-кифаред хотел не только упиваться приемом, который Греция оказала ему за артистические выступления. Его амбиция требовала от него другого: он хотел пропагандировать неронизм в массах, которые принимали его политику и у кого он в будущем мог найти поддержку.
Нужно ли считать, что за решением 28 ноября 67 года кроется большой политический смысл? Мы уже говорили, что Нерон создал второй политический полюс в Империи и вернул грекам половину Римского государства, предвосхитив таким образом, задолго до Константина, создание двуглавой Империи. В этой гипотезе нет ничего экстравагантного. Если Нерон и не имел цели провести политическую биполяризацию Империи, то он хотел, чтобы существовал другой полюс, противоположный римскому. Он старался осветить не политическую структуры Империи, римскую консервативную ментальность и ценности древней civitas, которая была препятствием усиления власти. Императору было необходимо перенести центр тяжести из старого Рима на территорию, где ментальность населения способна хорошо воспринимать его солярный абсолютизм. [168] Греки не стали римскими гражданами. Зато их культура стала культурой не просто провинции, а свободной и единой страны в составе Империи. Она быстро распространялась даже в Риме. Так был дан толчок процессу социально-культурной эллинизации империи.
