– Я пытался обчистить его карманы.
– Серьезно? – Она испуганно распахнула глаза.
– Серьезнее не бывает. Мне было двенадцать. Я жил на улице уже около года. Выживал в основном за счет своего ума, воровства, карманных краж, иногда удавалось найти случайную подработку. Иногда ночевал в приюте. В зимний период мы жили в заброшенных многоквартирных домах.
Она вздрогнула в его объятиях.
– Я не могу себе все это представить.
– Но это лучше, чем находиться в приюте, поверь. На улице я сам контролировал свою жизнь. В приюте некоторые монахини были добры к нам, другие же получали удовольствие от того, что наказывали, причиняли боль. Я ненавидел приют.
Эмма прижалась покрепче и рассеянно погладила Лоренцо по руке.
– Когда мне было двенадцать, я встретил Бертрано. Ему было за сорок, уже тогда он был успешным бизнесменом. Я помню, каким мягким на ощупь было его кашемировое пальто.
– И что случилось? Он поймал тебя?
– Да, хотя надо сказать, я был хорошим карманником. Он схватил меня за шиворот и начал трясти. Сказал, что отведет в полицию и что я закончу свои дни в тюрьме, если… – Лоренцо замолчал. Благодаря Бертрано он и оказался в тюрьме… Даже сейчас он чувствовал боль.
– Если ты не прекратишь воровать? – Ее голос вернул его из воспоминаний.
– Да. Я убежал. Но на следующий день он нашел меня и купил мне еды. Так продолжалось в течение нескольких месяцев. Я относился к нему с подозрением, но думаю, он просто был одинок. Он потерял жену и сына в автокатастрофе, а больше у него никого не было.
– И у тебя не было семьи.
– Да.
– Так что же случилось потом? – спросила Эмма, и Лоренцо заставил себя продолжить:
– Он предложил отправить меня в школу-интернат. Он хотел, чтобы я занялся собой. Поначалу мне это не нравилось. Но когда одного из моих друзей, ему было десять, убили в переулке, я задумался. Так я оказался в школе недалеко от Рима. Сначала ко мне относились не очень хорошо, но меня это мало волновало. У меня была теплая одежда, еда и постель. И мне нравилось учиться.
– Должно быть, это было для тебя как новый мир.
– Это так. Потом я получил стипендию на обучение в университете, а когда закончил, Бертрано предложил мне работать на него. Когда мне было двадцать пять, он исправил название фирмы на «Рагусо и Кавелли интерпрайз». А когда мне исполнилось тридцать, он изменил его на «Кавелли интерпрайз», сказав, что хочет завещать мне свое дело, потому что я так много и усердно работал.
– Он любил тебя, – тихо сказала Эмма.
– И я любил его. И поэтому мне так трудно принять то, что он сделал.
Они оба молчали, лежа в объятиях друг друга.
– Как ты думаешь, он сожалеет о том, что сделал? – спросила Эмма тихо.
– Я не знаю. Даже сейчас я хочу верить в то, что он был слаб и напуган. Я не думаю, что он всегда был вовлечен в мафиозные дела. Он управлял многими компаниями, и я думаю, что его вынудили.
– Вот почему ты признался.
– Я признался, потому что были доказательства. Я был генеральным директором компании и все взял на себя.
– Ты мог бы бороться, но не сделал этого, потому что любил его, старался защитить.
Лоренцо закрыл глаза, удивленный прозорливостью Эммы.
– Да.
Она провела рукой по его щеке, заставляя посмотреть на нее.
– Тебе нечего стыдиться.
– Да? Он обошелся со мной как с марионеткой, а говорил, что относится ко мне как к сыну.
– Он старый, слабый, напуганный человек.
– Ты защищаешь его? – Лоренцо посмотрел на нее, и она отрицательно покачала головой:
– Нет, я защищаю тебя.
Он взял ее руку и прижал к губам.
– Спасибо, – прошептал он.
И Эмма улыбнулась:
– Ты знаешь, что ты сказал то же самое, когда мы занимались любовью на вилле? Тебе не нужно благодарить меня, Лоренцо.
– Я никому не говорил этого раньше. Спасибо, что выслушала. И поняла.
– Спасибо, что рассказал мне.
