— Я, может быть, и другой, — сказал Филип, с жадностью рассматривая ее лицо. — А ты, у меня такое чувство, совершенно не изменилась.
Джордан взглянула на него и рассмеялась.
— Неужели? Кошмар! Выглядеть в тридцать три года на пятнадцать — это же патология!
Филип, качая головой, подался вперед.
— Ты неправильно меня поняла. Точнее, я сам неверно выразился. В общем, ты расцвела и повзрослела. Превратилась из восхитительной девушки в красивую женщину. Но это внешне… Как бы тебе объяснить…
Джордан смотрела на него задумчиво-изучающим взглядом. Филипа так и подмывало сгрести ее в объятия и прильнуть к ее рту губами… в который раз по прошествии стольких лет. Но в голове звучало: ты еще несвободен. Не имеешь права, должен потерпеть… И ты еще не выяснил, принадлежит ли кому-нибудь она, а главное, согласится ли вновь стать твоей. Не торопись, а то все испортишь. Действуй осторожно, шаг за шагом…
— Словом, я гляжу на тебя и, несмотря на все изменения, вижу в твоем взгляде, в движениях, в улыбках ту пятнадцатилетнюю девочку. Она умудрилась сохраниться в тебе. Даже не верится.
Джордан слегка нахмурила брови, прищурилась и улыбнулась краешком рта.
— Это хорошо или плохо? — Ее глаза засветились детским лукавством.
У Филипа потеплело в груди.
— Это потрясающе. Наблюдаешь за тобой, и душа поет. Тебя мне сам Бог послал в самую тяжелую минуту. — Он тоже улыбнулся, вздыхая.
Джордан встрепенулась.
— В самую тяжелую минуту? У тебя серьезные неприятности? Помимо того, что сейчас произошло?
Филип кивнул, отводя взгляд в сторону.
— Наша с Паулой семейная жизнь превратилась в настоящий ад. Дальше так продолжаться не может. Эта сегодняшняя вечеринка была сплошным цирком. Только Пауле могло прийти в голову устроить по поводу годовщины нашей свадьбы праздник, пригласить гостей.
Последовало молчание. Филип чувствовал, что Джордан хочет что-нибудь сказать, чтобы поддержать его, но не находит нужных слов. Она и раньше была чуткой, участливой и тактичной.
— Нам надо развестись, — сказал Филип, глядя сквозь окно на улицу и ничего не видя. — Я как раз сегодня принял твердое решение.
— Развод — тяжелое испытание, — пробормотала молодая женщина, принимаясь барабанить по рулю пальцами. — Знаю по опыту.
— Ты была замужем? — спросил Филип.
— Да, — ответила Джордан без промедления. — Целых восемь лет.
— Ого! — воскликнул Филип, чувствуя, что в сердце прокрадывается гадкое чувство.
Ревность. Он ревновал ее, даже думать не желал о том, что в один прекрасный день она, облаченная в белое платье, сказала какому-то другому мужчине «да», решила связать с ним судьбу. Впрочем, надеяться на то, что все эти годы такая чудесная женщина могла оставаться одна, было верхом наивности и глупости.
Филип вдруг представил, что их знакомство никогда не прерывалось. Что в его жизни не было ни Паулы, ни остальных подруг — одна Джордан, в счастье и в горе. И от невозможности изменить прошлое он сжал кулаки.
— Почему ты не написала мне? — спросил он вдруг, вспомнив, на чем их роман закончился.
Джордан посмотрела на него и виновато улыбнулась.
— Потеряла твой адрес. Наверное, по ошибке выбросила ту бумажку, когда наводила в столе порядок… Если бы ты знал, как я переживала! Даже плакала.
Филип покачал головой.
— А я решил, что ты обо мне забыла. Подумал, что тот парень, который ходил за тобой как тень, поспешил занять возле тебя освободившееся место. — Он ударил кулаком по колену. — Вот болван! Я весь август был сам не свой, злился на тебя и на этого… как его?
— Гарри, — подсказала Джордан.
— Вот-вот! В общем, сходил с ума от обиды и злости. А мог ведь просто написать тебе первым. Тогда, может быть… — Он сглотнул, почувствовав, что в горле вдруг пересохло.
Джордан умиленно улыбнулась.
— Мы были чересчур молоды, Филип. И жизни-то еще толком не знали. По-моему, у нас все равно ничего не вышло бы… даже если бы ты написал мне первым, а я бы ответила.
— Почему? — спросил он, пытливо глядя на нее.
Молодая женщина пожала плечами.
— В юности смотришь на мир сквозь розовые очки, видишь только красочное и яркое. Изъянов, несовершенства просто не видишь, — философски заметила она. — Если бы мы дружили дольше, может, через годик-другой разочаровались бы друг в друге настолько, что тошно бы сделалось. А так все осталось незапятнанным и прекрасным.
