Седок молча вручает ему пятиалтынный.
— Что же, сударь, прибавить бы нужно! Экой конец ведь дали! — жалобно умоляет Миколка, но седок со спартански-сосредоточенным видом в глубоком молчании скрывается под воротами дома.
А в удел огорчённому Миколке остаются опять-таки смешки товарищей, которым он рассказывает своё горе: «ничего, паря, хоша хозяин и накостыляет тебе по загривку, зато впредь наука!». Хозяин, действительно, на первый раз, ограничивается длинной рацией[235] да одним подзатыльником. Однако же Миколке и горько, и обидно, и перед другими-то стыдно простоволосым оказаться.
На другой — на третий день часов около двенадцати дня, видит он, идёт ему на встречу, посвистывая под нос, франтик какой-то с хлыстиком. Махнул Миколке рукой, да и прыг, не торгуясь, в дрожки.
— Куда прикажете?
— Пошёл прямо! Да гляди у меня — пошибче. Езды много будет — на чай полтину получишь. Ну! Поворачивай! Живо!
Доверчивый Миколка приятно осклабляется от одного уже посула начайной полтины, и то и дело похлестывает кнутиком свою лошаденку. Езды действительно много. Франтик задаёт изрядные концы, заезжает в рестораны, останавливается по получасу у разных знакомых своих; в одном месте из Большой Подъяческой Миколка по его приказанию какую-то барыньку к Гостиному двору туда и обратно свозил. Заезжал даже лошадь покормить, пока франтик находился у этой барыньки и часов в девять вечера свез его домой, к одному огромному домищу на углу канала[236] и Вознесенского проспекта. Франтик скок с дорожек и говорит:
— Сейчас вышлю… Подожди немного!
Миколка ждёт с добрых четверть часа — не высылает. Прошло человек с пять различных нанимателей — Миколка поневоле отказывается от езды, потому — денег не получил ещё.
— Да ты чего ждёшь-то? Слышь, ты, — окликнул его дворник.
— Да вот денег барин не высылает… Поискать бы его, что ли забыл, надо быть…
— Эге, брат, ищи-свищи, найдёшь ты его, чёрта в ступе, — замечает с улыбкой дворник. — Он, поди-чай, давным-давно стрекача дал на канаву[237]: двор-то ведь тут сквозняк — двое ворот значит…
— Ах ты, дело-то какое! — сокрушается перепуганный Миколка и в ожидании хозяйской гонки с щенячим сердцем и пустой мошонкой отправляется голодный на замученной кляче к себе восвояси. Хозяин на этот раз уже не ограничился энергической рацеей да подзатыльником, а взял вожжи и отвозил ими по спине безвинного Миколке, а энергическая рацея пошла уже на придачу к возке.
Товарищи продолжают смеяться. Оскорблённое сердце Миколки начинает понемногу ужесточается, а ум работает над изысканием способов, какими бы это судьбами поскорее вогнать ему себя под общую стать с остальными товарищами, которым весело живётся и всё удаётся. Миколка начинает перенимать извозчичьи ухватки, учится хитрить и торговаться с седоками, он кое-какие улицы и концы различает и зубоскалит уже понемногу. Он почти опытен — да только не совсем.
Заезжает раз чаю напиться в одну харчевню, «не в обышную», то есть не в одну из тех, где обыкновенно собираются чаевать извозчики, а таковыми местами в центре города являются три наиболее популярные в извозчичьем мире «заведения» — это именно «Александрия» в Толмазовом[238] переулке, «Ерши» у Пяти углов[239] в Разъезжей, и «Одесса»[240] в Стремянной улице.
Заехал наш Миколка в харчевню (дело уже зимой было), лошадь поставил под навес, а сам греться за чайником. Подсела к нему какая-то чуйка[241]:
— Ты из каких?
— Я из ямбургских[242]. А ты с каких?
— А я с под Рамбова[243].
Слово за слово и разговорились.
— Однако, пора мне, — говорит чуйка, всласть накалякавшись с парнем, и убрался себе подобру-поздорову.
Парень во двор к лошадке — хвать — полость новая и подушка с саней пропали. Он туда-сюда, и в харчевню, и к дворнику, и на улице. Куда тебе, и след давным-давно простыл. Взвыл мой парень у ворот стоючи, слезами взвыл. Собралась кучка, народ кое-какой серый, да свой брат-извозчик мимоезжий, окружили парня, расспрашивают:
— Что случилось, робя?
— Да вот у парнишки, пока чай пил, «мякоть» сжулили, — замечает один извозчик другому.
Надо заметить, что очень многие из езжалых извозчиков маракуют кое-что «на байковом языке» — арго наших мошенников, а некоторые даже любят между собой пускать в ход иногда кое-какие байковые термины, когда дело касается покраж. Так, в этом случае, слово «мякоть» означает «подушку экипажную».
