Гермес, недовольный этим сопротивлением, в котором, несмотря на почтительный тон, чувствовалась твердость, долго настаивал и обещал хорошее вознаграждение. Каппони продолжал отказываться, оправдываясь страхом и угрызениями совести, но затем, сам интересуясь предсказаниями астрологов, отправился тайком к Бартоломео, который его не узнал.
– Я знаю, – сказал он Коклесу, – что вы прославились точностью ваших предсказаний. Тяжелая забота мучает мою душу, будьте проводником на дороге, которую приготовила мне судьба. Я вручаю себя вашему ясновидению.
Коклес прочитал преступление на его встревоженном лице, на котором была видна вся его жизнь. Чтобы подтвердить свои выводы, он построил астральную карту.
– Вы совершите, если не будете контролировать свои мысли и действия, несправедливое преступление, и раньше, чем наступит ночь.
Каппони ушел от предсказателя с еще более угрюмым видом, чем был у него перед приходом, с трудом подавляя в себе приступы бешенства.
– Синьор Гермес прав, – сказал он громко, выйдя на улицу. – Эти люди опасны, они вкладывают вам в голову мысли, которых там не было. Предсказатели вредоносны, и к ним следует относиться как к врагам!
Вернувшись к своему господину, он сказал:
– Мессир, я согласен исполнить ваше желание. Прежде чем настанет ночь, Коклес перестанет жить.
Тяжелые золотые монеты звякнули, упав в его кошелек. Выбирая наиболее удобный способ осуществления своего замысла, Каппони решил, что, переодевшись носильщиком, он сможет бродить по улицам, не привлекая внимания прохожих. С наступлением сумерек он встал неподалеку от дома Бартоломео, ожидая появления хозяина. В это время Коклес находился у постели одного молодого человека, который, как считали врачи, должен был скоро умереть. Выйдя от больного, он направился домой. Он как раз приготовился вставить ключ в замок своей тяжелой двери, когда позади выросла тень, двумя руками поднявшая вверх тяжелый топор, который проломил железный шлем… Коклес осел на землю с расколотой головой… Каппони исчез в ночной темноте.
На рабочем столе Бартоломео Коклеса делла Рокка, по прозванию Андре Корвус, осталась книга, написанная его рукой и содержащая предсказания относительно судеб его знакомых. Манускрипт оканчивался его собственным гороскопом:
«Звезды предсказывают мне, что я умру с черепом, расколотым ударом топора, хотя я не заслужил такой смерти…»
Все его предсказания сбылись.
Гермес Бентивольо, изгнанный навсегда, покинул Болонью 10 июня 1512 года и погиб в бою при Виченце 7 октября следующего года, когда пытался снова взять город.
ПИФИЯ С УЛИЦЫ ТУРНОН
Она была очень противоречивой личностью… Жизнь Анны-Марии Ленорман остается для нас недостаточно понятной, как бы окутанной мистическим флером, хотя факты ее биографии, как и у других, конкретны.
Сотни упоминаний о ней в записках современников создают один образ, мнения дотошных биографов – совершенно иной, а те, кто жил уже после нее и использовал чьи-то рассказы, сообщают совсем другое.
Ее называли «королевой прорицательниц» и «ясновидящей для королей», но также «Сивиллой лжецов» и «Пифией обманщиков». Если эти два последние определения признать правдивыми, то как объяснить полувековую славу Ленорман в Европе? И острый посмертный интерес к ней и ее предсказаниям?
Даже теперь, полтора века спустя после ее кончины, туристские справочники, начиная с прославленного Бедекера, упоминают – наряду с Нотр-Дам и королевским дворцом – ее дом на улице Турнон, как одну из достопримечательностей, которые нужно обязательно посетить.
Ее родиной был Алансон, город на севере Франции, знаменитый своими кружевами уже много веков, и не только в Европе.
Отец-ткач безумно ревновал мать – Аделаиду Жюбер, считавшуюся самой красивой женщиной в городе. Сплетничали, что до замужества с подмастерьем ткача Аделаида могла стать любовницей самого Людовика XV. Король, известный своими многочисленными любовными похождениями, случайно узрел прекрасную горожанку. Его посланец с кошелем золотых явился пригласить ее к повелителю. Однако добродетельная провинциалка довольно резко отвергла приглашение. Король Франции, не привыкший к отказам, собрался расправиться с непокорной алансонкой. Но подвернулась другая, достаточно красивая и менее щепетильная мещаночка, решившая «согреть постель» венценосца – и честь Аделаиды была спасена. Не пострадали и ее ягодицы: в подобных случаях король обычно назначал порцию розог строптивице (конечно, не слишком высокородной). Следует отметить, что от шанса побывать в постели короля тогдашние француженки не отказывались. Это считалось особой честью…
