– Я все понимаю, сэр. У нее сильное переутомление, переохлаждения нет, но есть обезвоживание, глубокая ссадина на колене, множество мелких ссадин и царапин. Также у нее, очевидно, шок. Лучше бы оставить ее здесь еще на пару часов. Пусть поест, а там посмотрим. Для колена выпишем обезболивающее. Также легкое успокоительное. Швы рассосутся через неделю.
– Вы меня не слушаете! Я не о швах спрашиваю, я хочу знать, что ей пришлось пережить.
– Мы не знаем. Администрацию заповедника поставили в известность. Спасатели…
– Плевал я на спасателей!
– Но, сэр…
– Нечего мне тут «сэр»! Я хочу видеть свою дочь! Я требую, чтобы вы ее накормили и подобрали ей нормальную медсестру, а не какую-нибудь морскую свинку, которая, глазом не моргнув, заразит ребенка какой-нибудь инфекцией и в гроб сведет! Девочке нужно домой, отдыхать и восстанавливать силы, а не переживать заново нападение какого-то урода, какого-то клоуна, который еще и школу-то не закончил, и все потому, что убогим полицейским профессионализма не хватает самим раскрыть дело!
– Видите ли, сэр, стандартная процедура в случае подобных неприятностей…
– Неприятностей?! Это клюквенный кисель на белый ковер пролить – неприятность! Сережку из уха выронить, вашу мать, неприятность!
– Она будет с ним разговаривать, только если ее самочувствие позволит. Я за этим прослежу.
– Да уж постарайтесь, доктор… Как там у вас написано? Доктор Томас? Том Смартс?
– Вообще-то, без второго «с».
– Это у вас что, псевдоним?[400]
Я сползла с кровати и осторожно, чтобы не выдернуть трубки, прикрепленные к моей руке и к груди, подошла к занавеске. Кровать нехотя покатилась за мной на колесиках. Я выглянула в щелку.
В центре отделения неотложки, рядом с белой шестиугольной стойкой регистратуры стоял папа в вельветовых брюках, светлые седые волосы упали на лоб – это часто случалось во время лекций, – лицо красное. Перед ним стоял доктор в белом халате и торопливо кивал, стискивая руки. Слева, за стойкой, сидела медсестра с кудряшками, а рядом с ней верная подруга в оранжевой губной помаде, и обе глаз не сводили с папы. Одна прижимала к розовой шейке телефонную трубку, другая делала вид, будто внимательно читает записи в журнале.
– Папа, – проскрипела я.
Он сразу услышал. Глаза у него широко раскрылись.
– Господи боже, – сказал папа.
* * *
Как выяснилось, пока Джон Ричард и его сын тащили меня, точно сказочную принцессу, полмили до своего пикапа, я трепалась без умолку – устроила настоящее ток-шоу, хоть абсолютно этого не помню. (Белый халат очень доступно объяснил, что по части памяти «возможно все, что угодно», как будто я всего лишь головой ударилась.)
Голосом, полным энергии, но в то же время слегка обугленным по краям (именно так я представляю себе человека, убитого молнией приблизительно в сто миллионов вольт), с расширенными зрачками и частыми паузами, я назвала свое имя, адрес и номер телефона, сообщила, что мы с одноклассниками отправились в поход по национальному парку Грейт-Смоки-Маунтинс и что в походе случилось плохое (да, именно это слово я и употребила – «плохое»). На прямые вопросы не отвечала и не смогла рассказать, что конкретно я видела, только повторяла «ее с нами больше нет», все сорок пять минут, что мы ехали до окружной больницы.
Эта подробность окончательно выбила меня из колеи. «Ее с нами больше нет» – слова зловещей детской песенки, я ее выучила в пятилетнем возрасте, в детском садике мисс Джетти в Оксфорде, штат Миссисипи. Мы с папой часто ее распевали в дороге. Песня была на известный мотив «Моя дорогая Клементина»: «Наша крошка утонула, ее с нами больше нет, уплыла она в Марокко и оттуда шлет привет».
(Папа все это узнал, пока общался возле приемного покоя с моими двумя рыцарями в сверкающих доспехах. И хотя они ушли до того, как я очнулась, мы с папой позже отправили им открытку с благодарностью и на триста долларов новенького рыбацкого снаряжения, закупленного наугад в магазине «Рыболов-любитель».)
Благодаря моему странному приступу болтливости папу сразу же вызвали в больницу, а также оповестили дежурного сотрудника охраны в заповеднике, и этот Рой Уизерс немедленно организовал поисковую операцию. А из полицейского участка прислали сотрудника по имени Джерард Коксли побеседовать со мной.
