Вскоре мы вернулись в Фиолетовую комнату. Найджел снял очки и мгновенно заснул в кресле у камина, собственнически вцепившись в норковую шубу, словно боялся, как бы она не удрала. Я снова устроилась на кожаном диване. Небо за окном смазали рассветным конфитюром. Я не чувствовала усталости. Мысли в голове (спасибо Найджелу) крутились, точно собака, когда она ловит собственный хвост. Чем так привлекают Ханну истории с исчезновениями – грубо оборванные биографии, от которых остались только начало и середина, а конец потерялся? («Биография без достойного завершения – это вообще не биография, а слезы одни», – говорил папа.) Сама Ханна, ясное дело, не пропала без вести – так, может, у нее брат или сестра потерялись или та девочка с фотографий, которые мы с Найджелом видели у нее в комнате? Или давний возлюбленный, которого Ханна упорно скрывает, – тот самый Валерио? Должна быть какая-то связь между Ханной и пропавшими людьми, пусть даже очень дальняя и косвенная. «Навязчивые идеи крайне редко бывают никак не связаны с личной историей человека», – пишет доктор медицины Джозефсон Уилхельен в своей книге «Шире неба» (1989).
И снова покоя не давало чувство, что я когда-то уже видела Ханну раньше и у нее тогда была похожая короткая стрижка. До того неотвязное чувство, что, когда на другой день, солнечный и страшно холодный, Лула отвезла меня домой, я полезла откапывать среди папиных книг жизнеописания разных современных деятелей: «Человек-загадка: жизнь и эпоха Энди Уорхола» (Бенсон, 1990), «Маргарет Тэтчер, женщина и миф» (Скотт, 1999), «Михаил Горбачев. Потерянный князь Московский» (Вадиварич, 1999). Каждую книгу я раскрывала на середине и просматривала фотографии, понимая, что это бессмысленное занятие. Беда в том, что неотвязное чувство узнавания было в то же время очень смутным. Я не могла бы поклясться, что не путаю Ханну с каким-нибудь пропавшим мальчишкой из постановки «Питера Пэна», которую мы с папой смотрели в Кентуккийском университете в Уолнат-Ридж. Один раз у меня чуть сердце не остановилось, – показалось, что я увидела Ханну на черно-белом снимке, раскинувшуюся на пляже в шикарном винтажном купальнике и громадных темных очках; но потом я прочитала подпись под фотографией: «Джин Тирни[371]. Сан-Тропе, лето 1955» (я по глупости схватила с полки «Беглых каторжников» [Де Винтер, 1979] – старую биографию Дэррила Занука)[372].
Дальнейшее расследование привело меня в подвал, в папин кабинет. Я попробовала искать в интернете «Шнайдер» и «Без вести пропавшие» и получила в ответ чуть ли не пять тысяч сайтов. На поисковые фразы «Валерио» и «Без вести пропавший» вывалилось сто три ответа.
– Эй ты там, внизу? – окликнул папа с верхней площадки.
– Ищу информацию! – крикнула я.
– Обедала?
– Нет!
– Ну тогда востри лыжи – нам по почте прислали дюжину купонов от стейк-хауса «Одинокий бычок»; скидка десять процентов на шведский стол: свиные ребрышки, куриные крылышки, печеный лук и еще какое-то блюдо с довольно-таки пугающим названием «Вулканическая картошка с вкраплениями бекона».
Я наскоро проглядела несколько сайтов, но ничего подходящего не обнаружила. Стенограмма судебного заседания под председательством судьи Хоуи Валерио в округе Шелбурн, записи о рождении Валерио Лоджии в 1789 году… Я выключила папин лэптоп.
– Радость моя?
– Иду! – отозвалась я.
Больше я не успела позаниматься поисками до воскресенья, а когда мы с Джейд приехали к Ханне, я с облегчением подумала, что и не понадобится. Ханна с прежним энтузиазмом носилась по дому босиком, одетая в черное домашнее платье, улыбалась, хваталась за полдесятка дел сразу и выпаливала стильные фразы без единого знака препинания:
– Синь познакомься с Йоко это что таймер звенит о боже спаржа…
Йоко была крохотная зелененькая птичка без одного глаза. Леннон ей, похоже, не нравился – она жалась к прутьям клетки, стараясь держаться от него как можно дальше. Ханна явно постаралась уложить волосы посимпатичней, зачесав набок самые непослушные прядки. Все было прекрасно, прямо-таки идеально. Мы уселись за стол и принялись за бифштексы со спаржей и початками кукурузы (даже Чарльз улыбался и, рассказывая очередную историю, обращался к нам ко всем, а не к одной только Ханне) – и тут Ханна заговорила.
