— Но твоих приятелей казнили, — сказал Зеф.
— Нет, — сказал Максим. — Всем заменили на каторгу. — Он помолчал. — По сути дела, это было разумное решение. Нельзя убивать людей только за то, что они имеют собственные убеждения и борются за свою жизнь.
— Нельзя? — спросил Зеф.
— Конечно, нельзя.
— А я-то думал — можно. Как ты думаешь, — обратился он к однорукому, — это дурак или болван?
— Бывает и третье, — сказал однорукий.
— Да, бывает и третье, — мрачно сказал Зеф.
Максим поглядел на него. Старшина смертников сверлил его своими маленькими голубыми глазками. Очень неприязненный взгляд, и совершенно непонятно, откуда эта неприязнь. В конце концов, если я ему так не нравлюсь, зачем он взял меня к себе?
— Ругань — не аргумент, — холодно сказал он.
— Кто, вы говорите, был в вашей ячейке? — спросил вдруг однорукий.
— Я могу говорить при нем? — сказал Максим, указывая ложкой на Зефа.
— Конспиратор, — сказал Зеф.
— Можете, можете, — сказал однорукий без улыбки. Максим перечислил членов ячейки. Краем глаза он видел, как однорукий и Зеф переглянулись.
— А вы не ошиблись? — вкрадчиво спросил однорукий. — Может быть, напутали что-нибудь?.. Знаете, бывает…
Максим удивленно поглядел на него, потом засмеялся.
— Как же я могу напутать, я же с ними вместе прожил целый месяц.
— Ну да, конечно, — охотно согласился однорукий. — Меня смущает вот что. Вы говорите, руководителем ячейки был Мемо-Копыто… А мне помнится, что не Мемо, а Гэл. Гэл Кетшеф.
— Какой Гэл? — удивился Максим. — Гэл Кетшеф был арестован вместе с вами и расстрелян на другой день.
— Ах да, конечно, — сказал однорукий. — Я запамятовал.
— По-моему, вы хотите меня запутать, — сказал Максим озадаченно. — Не понимаю, зачем это вам нужно.
— А скажи-ка, парень, — сказал вдруг Зеф. — Откуда ты, собственно, знаешь, что Гэл был расстрелян?
— Это хороший вопрос, — заметил однорукий.
— В точности я этого не знаю, — сказал Максим. — Но приговорили его к смерти… Вы, вероятно, меня не помните, — сказал он однорукому. — Но ведь я принимал участие в вашем аресте, а весь так называемый суд над вами проходил у меня на глазах. Я слышал и допросы, и приговоры…
Зеф протяжно свистнул, а однорукий сел и сказал:
— То-то мне ваше лицо знакомо. Вы были гвардейцем?
— Ну да! — сказал Максим нетерпеливо. — Я давно знаю вас обоих. — И он, радуясь, что наступил наконец момент взаимопонимания, рассказал им всю свою историю, начиная со сцены в лесу и кончая своим свиданием с прокурором. Его слушали, не перебивая. Когда он закончил, однорукий неопределенно сказал: «Бывает», а Зеф сообщил, что бывает и не такое, и предложил приступить к еде.
<…> И почему они мне не верят? Наверное, так надо. Наверное, это рефлекс, они всю жизнь дерутся… а на суде было зачитано восемь донесений какого-то агента, который знал всё, что делалось в нашей ячейке. Невозможно представить себе, чтобы кто-нибудь из наших был предателем…
В рассуждениях Максима были добавки о хонтийцах («…которым, судя по всему, тоже не сладко…»), о себе («Почему я так всегда не любил историю? И ведь именно меня угораздило сюда попасть»), а также выводы: «И вот что: уйду я не на запад, нечего там мне делать, там ни армии для меня нет, ни разведки. А уйду-ка я на восток, к этим так называемым выродкам. Посмотрю-ка я, такие ли они дикие, здесь ведь ни в одном слове никому нельзя верить. Надо всё самому смотреть. Может быть, на востоке удастся кого-нибудь организовать».
Более подробным в первом варианте рукописи был разговор о Крепости:
…и вот что, обо всем этом помалкивай, так и запомни: знают теперь о Крепости три человека, Вепрь не выдаст, я, само собой, тоже, а если узнает кто четвертый, значит, твоя вина, и придется нам тебя шлепнуть.
— Да не выдам я, — сказал Максим с досадой. — За кого вы меня принимаете, в самом деле?
— Ладно, ладно, — сказал Зеф. — Там видно будет, за кого мы тебя принимаем.
По-другому описывались и мысли Максима после обнаружения Крепости. В первоначальном варианте Авторы дали возможность Максиму подслушать разговор Зефа и Вепря и догадаться обо всем самому. И дальнейший разговор, уже совместный, тоже в первом варианте отличался от исправленного:
